Лицо говорившего со мной стражника приобрело озадаченное выражение.
— Продолжим разговор? — предложил я, понимая, что появление всадника могло что-то изменить.
— Ты действуешь мне на нервы, парень, — злобно ответил стражник. — Я же сказал, что тебе надо сделать. Не испытывай мое терпение.
— Ладно, черт с тобой, — сказал я. — Но я тебя предупредил.
Раздосадованный и злой, я отошел от ворот и поплелся в хвост колонны. Крестьяне при моем приближении замолкали, но я все равно мог услышать обрывки фраз: «…они отнимут все, что у нас есть…», «… Вечные, помогите нам!», «… все мы умрем,,», и прочее в том же духе.
— Не нравится мне все это, — сказал я Уитанни. — Что-то скверное случится, вот увидишь.
— Ллеу нрраан-а-тьуирр мьен ррау, — ответила гаттьена. — Эрр-хьифф миифар.
— Ты тоже чувствуешь, что должно что-то случиться, да, киса?
— Йенн. Уитанни льярр-а-лайн.
— Вот и я боюсь.
Солнце поднялось высоко, стало не по-осеннему жарко, и вода у меня во фляге закончилась. Глядя на мрачные лица крестьян, я подумал, что немного переоценил свои возможности, и в город нам с Уитанни не попасть. Денег, чтобы заплатить пошлину, у меня нет, а главное — стража мне не поверила. Может, нам следует побыстрее уносить отсюда ноги, пока в самом деле не появились наемники и не заставили меня пожалеть о том, что я сюда вообще пришел.
— Господин, — услышал я и обернулся. Передо мной стояла светловолосая девочка лет двенадцати с двумя забавными косичками и удивительно чистыми голубыми глазами.
— Чего тебе? — спросил я.
— Господин, вы ведь целитель, да?
— С чего ты взяла?
— Я слышала, как вы говорили это стражнику. Вы и вправду целитель?
— Да, я целитель. А в чем дело?
— Мои родители почтительно просят вас осмотреть моего младшего братика. Он заболел.
— Где твой братик?
— Здесь недалеко, — девочка протянула мне руку. — Пойдемте, господин, я провожу вас.
— Тебя как зовут? — не удержался я, уж больно понравилась мне эта милая девчушка.
— Санни, господин. Так вы идете?
Девочка привела нас с Уитанни к большой крытой телеге. Родители девочки тут же сообщили мне, что у них есть, чем заплатить за мои услуги. Больной мальчик (на вид ему было года четыре) лежал на рогожке на дне телеги. У него был сильный жар, а на правой ноге мальчика, чуть выше колена, я увидел огромный самого зловещего вида фурункул с оформившейся гнойной головкой.
— Вы поможете ему, добрый господин? — шепнула мне мать мальчика.
— Я постараюсь. У вас есть факел или лампа?
Отец ребенка тут же извлек из кучи поклажи глиняный светильник. Я велел ему разжечь его, а сам достал из сумки свои инструменты, бинт, корпию и баночку противоспалительной мази. Когда светильник разгорелся, я прогрел на пламени скальпель, протер лезвие корпией, смоченной приготовленным на спирту желудочным эликсиром из моих запасов — какая-никакая, а антисептика! — и, набравшись мужества, вскрыл фурункул. Ребенок слабо вскрикнул от боли, заплакал.
— Тихо, тихо! — сказал я, вытирая корпией обильно вытекавшие из раны кровь и гной. — Все уже закончилось. Сейчас перевяжем, и все будет ха-ра-шо!
Пока я занимался мальчиком, вокруг телеги уже собралась большущая толпа крестьян. Мать ребенка, тараторя и захлебываясь, рассказывала, как ее маленького Тиммо укусила какая-то мерзкая муха, как мальчик все время чесал укус, а потом на месте расчеса появилась ужасная злокачественная опухоль — и все в том же духе. |