Все, о чем разглагольствовал сейчас Петер Франтишек, мало что проясняло для Григория — и все же о чем-то говорило. Что-то знакомое слышалось в этих словах. Быть может, туманные намеки Франтишека затрагивали воспоминания, почерпнутые Николау от Абернати? В этом мог быть некий смысл, но все же…

Связанный маг перевел взгляд на Терезу.

— Благодарение богам, что я не стал использовать твою силу. Пойми я раньше, какова твоя роль в этом, какова роль любого из хранителей, я бы осознал вашу ценность.

— Все равно не понимаю, о чем вы говорите! — воскликнула Тереза и прижалась к Григорию. Она была женщиной не робкого десятка, но происходящее явно было за пределами ее храбрости и жизненного опыта. Григорий задумался о том, каким путем Франтишек добился от нее каких-то признаний, но отбросил эту мысль, решив, что связанный маг так или иначе заплатит за все.

— Подобное тянется к подобному, — продолжал размышлять вслух Франтишек. — По закону подобия. Ты, милочка, его крови. Ты играешь свою роль в той игре, которую ведет грифон, собирая тех, кто нужен дому. А твой дружок — катализатор этого процесса. Я всегда понимал, что должен одолеть грифона, но не догадывался, что у него имеется ни о чем не помышляющий помощник. — Связанный маг притворно учтиво склонил голову перед Григорием, как бы выражая ему благодарность. — За то, что мне в конце концов открылась истина, я должен благодарить вас, глубокоуважаемый Григорий Николау. Если бы вы не втянули в свои делишки милейшую Терезу, мне бы ни за что не догадаться о том, какова ее роль во всем этом… Теперь… теперь я собрал всех, кто мне нужен для того, чтобы грифон… а значит, и все, что есть в доме, стало моим.

В темноте послышались шорохи и писк сразу нескольких сотен крыс. Григорий и Тереза вздрогнули. Оказывается, крысы вернулись во время тирады их повелителя.

Серо-голубые глаза одного мага встретились с точно такими же другого.

— Ты отдашь себя мне, милейший Григорий Николау. Ты станешь частью меня, как до тебя другие. А когда я впитаю твою силу, я наконец обрету власть над Фроствингом, а через него — всем, чем владел его былой повелитель.

— Прислушайтесь к своим словам, Петер Франтишек, — сказал Григорий. — Вы хоть понимаете, о чем говорите? Я знаком с Фроствингом дольше, чем вы в силах себе представить, и я говорю вам: все, чего вы добились, не даст вам ровным счетом ничего. Я понятия не имею о том, что происходит в этом вашем доме, но я больше не желаю в этом участвовать. И если вы хотите остаться в живых, вам тоже стоит от этого отказаться!

— У нас нет выбора. Мы родились, чтобы участвовать в этой игре, господин Николау. Заклятие — в крови его врагов. Мы были обречены на заклятие только потому, что родились на свет, но годы немного разбавили могущество заклятия, несколько изменили его по сравнению с первоначальным замыслом. Мне открыты воспоминания хозяина темной цитадели. Вам тоже, но, видимо, не настолько ясно.

Связанный маг не знал, сколько лет его пленнику, тем не менее последние слова Франтишека заставили Григория задуматься. Заклятие — что бы оно собой ни представляло, — по словам Петера, пребывало «в крови его врагов». Врагов злобного колдуна, обитавшего в темной башне. Не могло ли быть так, что Григорий был связан кровными узами с теми, другими магами, что одолели злобного колдуна, после которого остался оживший каменный монстр, призванный осуществить некое возмездие по прошествии стольких веков?

Эта мысль заставила Григория содрогнуться, но тем не менее она неплохо объясняла причину его долгожительства и пристальный интерес, питаемый к его персоне грифоном. Вероятно, он был избран для этой многолетней пытки по какой-то особой причине. Быть может, Григорий Николау под каким-то другим именем был тем, кто возглавил мятеж магов против злобного обитателя черной башни — тот мятеж, в результате которого пал повелитель Фроствинга.