– Друг мой, он исполнял свой долг. – Ода помолчал, прислушался к пению, донесшемуся из зала. Этельстан привел своего арфиста, который наигрывал знаменитую песнь об Этандуне, где говорилось о разгроме Альфредом Гутрума и его великой армии. Собравшиеся стучали кулаками по столам и во весь голос подхватывали слова, особенно там, где говорилось, как Утред Северянин разил врагов.

«Метко разил он мечом, – ревели они, – вволю крови испившим.

Воинов датских немало в бою полегло».

Неужели я последний очевидец битвы на холме Этандун?

– Стеапа еще жив? – спросил я у Оды.

– Жив! Такой же старый, как ты, но еще крепок. Хотел пойти с нами на Шотландию, да король велел ему оставаться дома.

– Потому что он стар?

– Совсем наоборот! Ему нужны сильные воины, чтобы охранять побережье, если причалят корабли северян.

Стеапа сражался при Этандуне, и мы с ним оказались в числе немногих выживших в той великой битве. То был настоящий гигант, свирепый воин. Встретились мы как враги, но потом стали близкими друзьями. Он начал жизнь рабом, но дорос до командира ближней дружины Альфреда. Когда-то ему дали издевательское прозвище Стеапа Снотор, Стеапа Умный, потому как его считали недалеким, но зато он выказал себя ловким и яростным бойцом.

– Я бы хотел снова повидаться с ним, – с тоской проговорил я.

– Ну так поехали с нами!

Я покачал головой:

– Я опасаюсь бед с севера. И предпочту остаться здесь.

Ода с улыбкой коснулся моей руки:

– Ты чересчур тревожишься, друг мой.

– Неужели?

– Большой войны не будет. Анлафа связывают соперники-норманны в Ирландии. Стоит ему отправиться с войском за море, как они захватят его землю. А если он поведет всего половину армии, ему не достанет сил завоевать Нортумбрию даже при помощи Константина. Страт-Клота говорит о мире с Шотландией, но теперь, убедившись в слабости Константина, разве не может Овейн нанести удар снова? И неужели ты веришь в способность норманнов надолго объединиться под властью одного вождя? Такого испокон века не случалось, вот и сейчас не произойдет. Нет, друг мой. На севере много шума, потому что тут живет шумный народ, но скотты получили жестокий урок, норманны предпочитают драться друг с другом, а не с нами, и я уверяю тебя, что тут будет царить мир. Этельстан коронуется в Эофервике, и, хвала Господу, наконец-то родится Инглаланд.

– Хвала Господу? – проворчал я.

– Одна страна, один народ, один Бог.

Отчего-то при этих словах у меня екнуло сердце. Не потому ли, что они звучали приговором Нортумбрии? Я коснулся рукояти ножа на поясе. С учетом присутствия Этельстана входить с мечом не допускалось, но ножа достаточно, чтобы обеспечить переход в Валгаллу. Мне доводилось видеть, как люди внезапно умирают в залах: падают со скамьи, схватившись за грудь. А я, хоть и чувствовал себя хорошо, понимал, что смерть где-то неподалеку. Скоро она придет. Печальная мысль промелькнула подобно тени облака, пробежавшей по воде. Я могу даже не узнать, чем все закончится: захочет ли Константин свершить месть, отправится ли Анлаф с флотом через море и удержит ли мой сын Беббанбург против ополчившегося на него всего мира.

– Пойдем в дом. – Ода встал. – Холодает.

– Этельстан все еще хочет получить Беббанбург? – спросил я у него внезапно.

– Думаю, нет. То стремление умерло вместе с Элдредом.

– Тогда, видимо, мне следует быть благодарным тому, кто его убил.

– Многие из нас согласны с этим, – спокойно признался епископ.