Звук имени, в котором я ему отказал, заставил его обернуться. Я подошел к нему.

– Почему? – спросил я.

К моему удивлению, он скинул просторный капюшон и в свете костра я увидел, что лицо у него осунувшееся и бледное. И старое для своих лет. Короткие волосы и подстриженная борода были седыми. Мне хотелось сказать что-то, способное вернуть нас в прошлое, попросить у него прощения. Но слова не шли.

– Почему? – повторил я вопрос.

– Король боится, что скотты захватят Нортумбрию, – объяснил он.

– Беббанбург всегда давал им отпор. И всегда будет давать.

– Всегда? – переспросил он. – Вечно в этом мире только одно – милость Божья. Некогда наш род владел землей до Фойрта, теперь же скотты заявляют права на все, что лежит к северу от Туэда. И хотят заполучить остальное.

– И король думает, что я не стану сражаться против них?! – возмутился я. – Я дал клятву защищать Этельстана и держу ее!

– Вот только он не нуждается уже в твоей защите. Этельстан – самый могущественный из государей Британии, а его советники вливают ему в уши яд, твердя, что тебе не следует больше доверять. И он хочет, чтобы его флаг развевался над стенами Беббанбурга.

– А ты не хочешь этого?

Освальд помедлил, собираясь с мыслями.

– Беббанбург наш, – сказал он наконец. – И я хотя скорблю о твоих религиозных заблуждениях, но верю, что ты будешь защищать крепость упорнее, чем самые отборные войска Этельстана, расставленные на ее стенах. Кроме того, для него это только пустая растрата воинов.

– Пустая растрата?

– Король убежден, что, если его план установления мира не сработает, острову Британия предстоит пережить самую ужасную войну в своей истории. И война будет не в Беббанбурге.

– Правда?

– Скотты способны победить нас только при условии, что к ним присоединятся язычники. А сильнейшие среди язычников – это ирландские норманны. Нам известно, что Константин посылал дары Анлафу. Он отправил ему скакуна, меч и золотое блюдо. Почему? Потому что он ищет союза. И если ирландские норманны нагрянут во всей своей силе, то изберут кратчайший маршрут. Они высадятся на западе. – Епископ помедлил. – Ты сражался при Этандуне?

– Сражался.

– Где предводителем северян был Гутрум?

– Да.

– А Альфред вел христиан?

– За него я тоже бился, – напомнил я.

Он оставил мои слова без внимания.

– Значит, если Анлаф придет, отец, разразится война внуков. Внук Гутрума против внука Альфреда. И война эта начнется далеко от Беббанбурга.

– Ты хочешь сказать, что мне следует отправиться домой и защищать его?

– Ты сам лучше всех знаешь, что тебе следует делать. – Он порывисто кивнул и накинул капюшон на голову. – Доброй ночи, отец.

– Утред! – окликнул я его, когда он повернулся.

– Меня зовут Освальдом. – Он не остановился, и я не стал задерживать его.

Какое-то время я стоял в одинокой тьме, обуреваемый нахлынувшими против воли чувствами. То были чувство вины перед сыном, от которого я отрекся, и гнев, вызванный тем, что он поведал мне. На миг на глаза навернулись слезы. Потом я зарычал, развернулся и зашагал обратно к костру, где меня ждали трое, на лицах которых читался вопрос. Дав наконец свободу гневу, я пнул бочонок с вином, а может, с козлиной мочой, и жидкость с шипением полилась в огонь.

– Мы уходим сегодня ночью, – бросил я.