Между тем приближалось лето. По вечерам мелкий дождик уже редко и как бы в шутку сменялся снегопадом; на холмах буйно цвело разнотравье. Уже и на ореховых деревьях проклюнулись маленькие округлые завязи – их обилие предвещало богатый урожай. Теперь Ромили и Мэйлина почти каждый день ходили по грибы – в старой роще неподалеку от усадьбы их было видимо‑невидимо. К тому же в обязанности старшей сестры входил и сбор ягод, и заготовка варенья, и сбивание масла, так что времени на отдых, на верховую прогулку с Пречиозой почти не оставалось. И все‑таки ежедневно девушка находила минутку, чтобы забежать в сарай, погладить свой любимицу. Не забывала и попросить Дарена или Алдерика взять Пречиозу с собой, дать ей полетать, поохотиться. Птице нельзя терять форму. Дарен по‑прежнему опасался ястреба и, как мог, избегал попадаться сестре на глаза, однако когда Алдерик отказывался, он был вынужден сажать птицу на дужку седла.

Однажды вечером Дарен решил объясниться с сестрой.

– Ястреб при мне очень плохо летает, – начал он. – Она, как мне кажется, скучает по тебе.

– Ну что мне делать? У меня нет времени заниматься ею, – виновато ответила Ромили. Она сама попала в капкан – вот возникли между ней и птицей любовь и взаимопонимание, а зачем? Разве можно ястребице объяснить, сколько дел свалилось на хозяйку? А сколько еще свалится! Ничего, завтра мы с тобой поохотимся, решила Ромили, черт с ними, с делами. В любом случае она улучит часок‑другой, и они отправятся в горы.

На следующее утро Ромили с такой решительностью, с такой небывалой энергией взялась за дела – буквально летала по двору, – что Люсьела не выдержала и спросила:

– Что с тобой случилось, Роми?

– Я хочу поскорее закончить, матушка, а потом прогулять своего ястреба.

Люсьела замялась, но все‑таки заметила:

– Тебе бы не следовало пренебрегать подарками дома Гариса. Ну ладно, ступай, подыши свежим воздухом.

Ромили перевела дух и бросилась в свою комнату переодеться в охотничий костюм. По пути приказала оседлать лошадь – она предполагала, что ей будет приготовлено дамское седло, собственно, об этом уже не стоило упоминать, конюхам все было давным‑давно известно. Наконец она въехала во двор.

Дарен в это время с мрачным видом обучал здесь двух ястребов. Ромили сразу заметила, как неуверенно движется брат. Она на ходу бросила, что собирается на охоту, и поинтересовалась – не составит ли он ей компанию? Юноша обрадовался, тут же согласился и приказал оседлать коня. Тем временем Ромили взяла Пречиозу – с удовольствием ощутила привычную тяжесть птицы, попыталась проникнуть в ее сознание. В этот момент в соколятню вошел отец.

– Ромили! – резко сказал он. – Возьми своих ястребов, а этого посади на место. Ты же слышала, что сказал твой будущий муж – неприлично молодой даме иметь дело с веринами. Верни ястребицу на место.

– Отец! – От гнева у нее даже краска на лице выступила. – Пречиоза тоже мой собственный ястреб! Я сама обучила ее! Она – моя! Моя!.. Что здесь неприличного, если я решила поохотиться со своей птицей! Неужели дом Гарис имеет право указывать тебе, что прилично для твоей дочери, что нет? Даже в твоем собственном доме?..

Девушка заметила, что отец задумался, потом, видно справившись с нерешительностью, уже громче повторил:

– Я уже сказал тебе, посади этого ястреба на место и возьми своего. Любого из двух… Можешь взять обоих. Я не слышал твоих слов, девочка!

Он шагнул к Ромили. Пречиоза почувствовала волнение хозяйки и забила крыльями, взлетела на длину ремешка, затем тяжело села на руку.

– Отец, – умоляюще, очень тихо, чтобы не побеспокоить пугливых птиц, сказала она. – Не говори так…

Отец не ответил, сам взял Пречиозу и посадил на прежнее место, на жердь.