|
Он настоящий друг. – Он тебя любит? – спросил Реджи, стараясь, чтобы по его голосу нельзя было угадать, что он ревнует. Элис с некоторым сожалением покачала головой: – Он никогда не видел во мне женщину. Для него я была молодая хозяйка, существо из другого мира, совершенно недостижимое и непостижимое. Даже когда я стала наемной работницей, ничто не изменилось. Несколько лет назад он женился на девушке из рода Геральдов. Это милое создание подходит ему куда лучше, чем я. – Элис резко выдохнула. – Ну а все остальное тебе известно. – Ты никогда не думала о том, чтобы вернуться домой, к отцу? – Никогда, – отрезала Элис, и по интонации, с которой было произнесено это единственное слово, Реджи понял, что ее решение окончательное. – Если бы ты ненавидела его, мне была бы понятна твоя позиция. Но, насколько могу судить, дело обстоит не так, – заметил Реджи. – Неужели ты не хочешь с ним помириться? Он ведь не будет жить вечно – возможно, его уже и сейчас нет в живых. – Он жив. – Почему ты так в этом уверена? – Если бы он умер, я бы об этом узнала. Каждое слово нужно было буквально вытаскивать из нее клещами. Реджи, однако, решил продолжить попытки ее разговорить – что что, а это он умел. – Элли, жить, затаив в сердце гнев и обиду, очень тяжело. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. – Что тебя больше интересует – моя душа или наследство, которое я могу получить? – зло осведомилась Элис. – Это ты зря, – спокойно заметил он. – Хотя лорд Маркхэм и назвал меня охотником за состояниями, любому непредвзятому человеку ясно, что, поставь я целью заарканить богатую наследницу, я без труда добился бы своего. – Не сердись, – виновато улыбнулась Элис. – Я не права, и мне не следовало этого говорить. Но я никогда не смогу вернуться в родной дом. Никогда. – Потому что твой отец никогда не простит тебя? – Дело не только в этом, – ответила Элис, глядя в потолок. – Главное, что я не могу простить его. В тот единственный раз, когда мне были действительно необходимы его понимание и его любовь, он меня предал. – Голос Элис задрожал. – Можно называть это гордостью, или упрямством, или просто злопамятностью, но я никогда не вернусь и не стану просить у него прошения – даже если бы я знала, что он восстановит меня в правах наследницы. Даже когда он умрет, я не вернусь обратно. Реджи было прекрасно известно, что такое злопамятность, – в этом вопросе его тоже можно было назвать экспертом, – но он решил продолжить разговор о перспективах возвращения Элис в родной дом. – А если бы он тебя попросил об этом, ты бы вернулась? – Мой отец никогда не признавал своих ошибок и за всю жизнь ни разу ни перед кем не извинился. – В голосе Элис звучали усталость и печаль. – Он ни за что не станет меня об этом просить, – с горечью подытожила она. – Жаль, что ты не ненавидишь своего отца, – мягко проговорил Реджи. – Тебе было бы легче. Элис разом посуровела. – Мне не нужны ни мой отец, ни его деньги. Я сама в состоянии заработать себе на жизнь, и дела мои идут не так уж плохо. – Что правда, то правда, – согласился Реджи, осторожно откидывая прядь волос с ее лица. Прекрасная, упрямая, гордая леди Элис, с нежностью подумал он. То, что совсем недавно произошло между ними, доставило ему огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение, и дело отнюдь не в том, что он давно не был в постели с женщиной. Реджи невольно скривился при воспоминании о Стелле и о совершенном с ней грубом и отвратительном акте, который иначе, как совокуплением, и назвать было нельзя. Сейчас, когда он держал в объятиях Элис, ему было мерзко даже думать об этом. Его близость с Элис была настоящим чудом, открытием, вызвавшим в памяти тот день, когда он впервые узнал, что такое физическая любовь, и его первую женщину – добродушную, пышущую здоровьем работницу молочной фермы. |
