– Хорошо. Предположим, все дело в деньгах, к которым монахи имеют слабость. А что говорит настоятельница женского монастыря – как простой истопник оказался волхвом?

– Настоятельница Феофания клянется, что только наняла его. Предыдущий истопник пьет, к тому же скорбен умом и немой. Его нужно было заменить. Но в женский монастырь кого либо не пустишь – и возраст нужен солидный, и чтобы нравственные качества на высоте. А тут вдруг подходящий человек сам пришел наниматься, как ему отказать?

– А вы лично, Александр Христофорович, верите в рассказ этой Феофании?!

– Пока все подтверждает ее слова, и моим людям больше нечего вменить ей в вину, как только излишнюю доверчивость. Но этот старик, и правда, выглядел благообразно и безобидно. Он пришел в монастырь незадолго до прибытия жандармов и имел недолгий разговор с настоятельницей, после чего сразу отправился к печи работать, поскольку истопник в этот день снова напился.

Николай Павлович недовольно поморщился и хмуро спросил.

– И что теперь собираетесь делать?

– Установить скрытое наблюдение за этими монастырями и искать беглецов дальше. По крайней мере, теперь понятно, что преступники не отправились на Валаам, как они уверяли благочинного. Скорее всего, они решили добраться до Новгорода, а оттуда через Тверь в Москву.

– Почему же не в Кострому, где у самозванца имение?

– Он умен и понимает, что там его ждет ловушка. А Москва – большой город, в нем гораздо легче затеряться. К тому же я думаю, что беглецы скорее всего разделятся, поскольку бывших офицеров с самозванцем ничто не связывает, а поодиночке им будет проще добираться. В любом случае, приметы беглецов уже разосланы, хоть один из них, но должен попасться.

– Усильте поиски! Объявите награду за поимку преступников. И негласно дайте понять своим людям, что беглецы не обязательно нужны живыми. С одаренными справиться непросто, и если уж силачи оказались не столь хороши в поимке… – поморщился император – при задержании допустимы любые меры. Придайте поисковым отрядам «кричащих». Помнится сын генерала Геруа… как его?

– Александр…

– Точно. Его родар меня впечатлил. Криком разрушить каменную стену.

– Она просто треснула.

– Опыты на каторжниках показали, что за сорок шагов все падали, зажимая уши. Придайте парочку «кричащих» отрядам. Я приказываю!

– Будет исполнено, Ваше величество.

Отпустив Бенкендорфа, Николай дал, наконец, выход своему гневу, запустив пресс бюваром в стену, отчего его мраморная крышка разлетелась на куски. Проклятье… как все отвратительно складывается! И самое мерзкое – он не мог признаться шефу жандармов в истинной причине своего беспокойства. Беглые заговорщики – это всего лишь ощутимый удар по репутации, а вот самозванец представлял смертельную опасность, и его нужно уничтожить любой ценой. На самый крайний случай у императора имелась такая возможность, просто прибегать к ней не очень хотелось. Но если через пару дней их не найдут, то на это придется решиться…

…Как то в минуту откровенности брат Александр рассказал Николаю, что три года назад ездил на Валаам к известному старцу отшельнику с деликатным вопросом – об отсутствии наследника в монаршей семье. И тот ему для начала объяснил, почему в Тройственном договоре был прописан запрет для Романовых жениться на немецких и прочих иностранных принцессах. Кровь европейских аристократов была «гнилой» из за практиковавшихся веками кровосмесительных браков.