|
Ведь вовсе не имя капитана Гриота повторялось солдатами как символ счастливого будущего. И в Тундре говорили не о Гриоте, а о генерале Данне, и ждали его вторжения в надежде, что оно принесет не только спасение, но и прекрасную новую жизнь. (Гриот относился к подобным надеждам со всей серьезностью, без малейшей насмешки. Сам он представлял эту новую жизнь как некое подобие армии в Агре: в основание ее будут положены справедливость, порядок и доброта.) Только имя Данна обладало такой силой — хотя и не совсем понятно почему. Гриот часто размышлял над этим и наблюдал за Данном, стараясь, правда, чтобы тот ничего не заметил. А что будет, задумывался он, что будет, если однажды все его солдаты и беженцы, которые станут солдатами, вдруг перестанут говорить восхищенным шепотом о великих подвигах генерала Данна, перестанут при его появлении восклицать: «Вот он, генерал Данн! Смотрите, вон он идет»?
Гриоту приходилось допустить, что остальные видят в Данне что-то совсем иное, нежели он сам, а он видел потерянного, блуждающего по лагерю человека, замирающего, когда ему являлись привидения — вернее, одно привидение. Гриоту больно на него смотреть, но в лагере восхищенно перешептывались: «Вот генерал!» — и видели в нем символ будущего.
И оно, это будущее, должно было начаться как можно скорее, пока все их старания не пошли насмарку.
Нужно было уходить, прежде чем вода затопит Центр. В самом сердце Центра Гриот обнаружил настоящее одеяло черной плесени, ползущее от основания стен. Они-то думали, что все сооружение покоится на прочном каменном фундаменте. А оно стоит на воде. Гриот показал Данну черную мохнатую пленку на стене.
— Очень хорошо, Гриот. Я вижу. Мы должны спешить.
— Да, господин, должны.
— Ладно, но сначала…
Гриот отправился в путь на запад — на ферму. Он хотел призвать на помощь Шабиса. На ночь Гриот остановился на постоялом дворе под горой, где неожиданно встретил Шабиса с девочкой — Тамар. Определенно, время не стояло на месте: малышка сильно выросла. Должно быть, ей исполнилось уже лет шесть, а на вид еще больше — и потому, что она была довольно высокой для своего возраста, и потому, что была серьезным, наблюдательным ребенком.
Гриот, Шабис и Тамар сидели в отдельной комнате, вдали от шума и гама постояльцев, плотно прикрыв дверь. Повсюду ходили солдаты с черными одеялами через плечо, — значит, кто-то воспользовался идеей Гриота. И этот кто-то был не кто иной, как Кайра: черное одеяло означало принадлежность к ее армии. В общей комнате было полно ее солдат. Несомненно, появление Гриота на постоялом дворе было замечено и на ферму уже отправили гонцов с известием.
— Ты должен вернуться, — сказал Шабис. — Немедленно. Только мы с тобой пойдем по отдельности. Я и Тамар прибыли сюда незаметно для солдат. Я знаю тайный проход через болота. Дочку я возьму с собой, но втроем нам не пробраться.
— Так вы…
Шабис понял, что хотел сказать Гриот.
— Да, мы сбежали. Если я хочу сохранить своей дочери жизнь, то должен увести ее от Кайры. Но сейчас нет времени на рассказы и объяснения. Мы придем в Центр. Скажи Данну, чтобы ждали нас через день или два. А ты, Гриот, уходи. — Он стукнул по столу, и вошел хозяин постоялого двора. — Как только Гриот поест, покажи ему секретный выход из дома. — Шабис положил на стол несколько монет.
Хозяин сказал:
— Ох, сколько солдат, сколько солдат! Для торговли хорошо, но уж очень беспокойно на душе.
Шабис и Тамар поднялись из-за стола, сложили в свои заплечные мешки еду, послушали, нет ли кого за дверью, и потом тихо вышли. Хозяин остался стоять у раскрытой двери, прислушиваясь. Гриот встал рядом с ним. Две тени скользнули через дорогу и исчезли в болотах. В прорехи между туч изредка пробивалась луна, бросая отблески на лужи и клочья неизменного тумана, и тогда можно было различить высокую фигуру и маленькую — как две тени среди теней. |