Мне захотелось примерить к тексту Пушкина 1820-е или, на худой конец, начало 1830-х годов, когда повесть, собственно, и создавалась. Сизифов труд! Книга не сочеталась ни с одним предложенным промежутком исторического времени. Она отказывалась лезть в прокрустово ложе реальных событий, которые должны были развиваться параллельно с ее действием и, казалось бы, отбрасывать на страницы длинные тени.

У других сплошные свадьбы

Эпоха, наступившая вслед за Наполеоновскими войнами, воспринималась русскими дворянами как исключительно радостная. Пьянило ощущение победы. Большое число нестарых еще офицеров выходило в отставку и обзаводилось семьями. С 1815-го начинается полоса дворянских свадеб. Случилось так, что в предыдущие два десятилетия многие воздерживались от этого шага. Мужчины служили, а барышни увядали и становились старыми девами.

Окончание войны подарило возможность устроить свои дела. И поседелые ветераны за пятьдесят, и совсем молодые офицеры пустились в марьяжные игры, разобрав наличный дамский контингент. Женились и на только что вышедших в свет крошках, и на вдовах, хлебнувших горя. Словом, все русское дворянское общество от столиц до губерний на протяжении нескольких лет отплясывало на свадьбах. Волна еле-еле начала спадать к 1822 году.

Характерно высказывание Сергея Волконского в письме брату своей невесты Николаю Раевскому накануне венчания: «Дальнейшая жизнь представляется мне цепью бесконечных солнечных дней». У нас слова эти вызывают грустную усмешку. Но тогда такое чувствование было преобладающим.

В подобных условиях почтенные отцы дочек на выданье вели себя весьма разборчиво. Требовался заслуженный жених в чинах и с орденами. Желторотые юнцы, не попавшие на великую войну, не котировались. Среди последних был и Пушкин. Вспомним, каким количеством эпиграмм в адрес лысеющих женихов знакомых барышень разражался молодой поэт.

Это о генерал-адъютанте Николае Сипягине, имевшем наглость в 1818 году жениться на сестре лицейского товарища Пушкина, члена общества «Зеленая лампа» Николая Всеволожского. А следующие строки посвящены Михаилу Орлову, к которому поэт питал самые теплые чувства, но все равно не мог удержаться, узнав о намеченной на 1821 год свадьбе с Екатериной Раевской:

Барышни выходили за генералов. Такова примета времени. Их отцы искали выгодных партий. А как ведет себя Кирила Троекуров? Он сам предлагает небогатому соседу: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром, что он гол, как сокол». Стало быть, никаких вернувшихся с войны гусарских полковников Бурминых «с Георгием в петлице и с интересной бледностью» поблизости не было. Стояла обычная для русской провинции пора, когда мужчины служили в отдаленных краях и кавалеры ценились на вес золота.

После войны в свои имения хотя бы на время отправилось значительное число дворян. Кто-то испросив отпуск. Кто-то совсем выйдя в отставку. Требовалось глянуть хозяйским глазом на запущенные деревни, прищучить вора-управляющего, поладить с мужиками… Тогда-то на короткий срок сельская глубинка возликовала, о чем Пушкин прекрасно написал в «Метели»: «Обе столицы праздновали возвращение войск. Но в уездах и в деревне общий восторг, может быть, был еще сильнее. Появление в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве».

Возвращение мужчин заметно оживило уездную жизнь. У барышень появился выбор. Совсем иная картина дана на страницах «Дубровского». На празднике у Троекурова в селе Покровском во время танцев мнимому учителю-французу Дефоржу приходится отдуваться за всех, поскольку партнеров для дам катастрофически не хватает: «Кавалеров, как и везде, где не квартирует какой-нибудь уланской бригады, было менее, нежели дам, все мужчины, годные на то, были завербованы.