Сын принес на зимние каникулы не совсем стандартное задание по литературе. Написать от имени Владимира Дубровского дневник, в котором фиксировались бы события повести с точки зрения главного героя. Согласитесь, работа весьма творческая, к которой, надо признать, ребенок отнесся со свойственным возрасту легкомыслием. На вопрос, как подступиться к делу, мальчик ответил: «Да очень просто. Понедельник: купил керосину. Вторник: заставил своих разбойников собирать ветки. Среда: обошел имение Троекурова и наметил, где поджигать…» Так или иначе текст был написан, хотя я и побоялась в него заглядывать…
Пушкинский ребус
Однако дальше мои мысли вновь обратились к этому сюжету. Ведь само понятие «дневник» очень тесно связано со временем. Недостаточно сказать: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница… Нужно сделать помету: «1 апреля 18… такого-то года. Суббота». И здесь применительно к повести Пушкина возникает закономерный вопрос: а когда, собственно, разворачиваются действия? В какой исторический момент?
Если мы спросим об этом знакомых, то практически каждый затруднится ответить, хотя в школе повесть читали все. Максимум это туманные размышления о XIX веке и уточнения: «Ну, когда жил Пушкин». Более узких, локальных ассоциаций у читателей чаще всего не возникает. И это вовсе не показатель невнимательности или плохого образования.
Александр Сергеевич не дал ни малейшей отсылки на время действия. Его произведение располагается в некоем русском «всегда», русском Постоянном. Пушкин как будто говорит читателю: где-то параллельно с нами, примерно в наши дни.
Но что такое эти «наши дни» для Пушкина? Как бы ни была коротка жизнь гения, он увидел три царствования, на его глазах сменилось несколько эпох, и у каждой было свое лицо. Маленьким Пушкин застал Павла I. Юность поэта пришлась на Наполеоновские войны. В молодости он был связан с декабристами и болезненно пережил события 1825 года. И, наконец, на пике николаевского царствования, в 1837-м, Пушкин погиб. Так к какому периоду относится «Дубровский»?
У литературоведов утвердилось мнение, что события повести относятся к 1810-м годам. Оно основано на рассказе друга Пушкина — Павла Воиновича Нащокина, который описал поэту судьбу белорусского дворянина Островского. (Повесть первоначально и называлась «Островский», и только потом автор изменил фамилию главного героя.) Прототип Дубровского, как и персонаж книги, по неправедному суду был лишен имения, сколотил шайку из бывших крепостных и начал разорять соседей. Нащокин видел этого человека уже после ареста в остроге<sup></sup>.
Между тем, что такое 1810-е годы? Подобная ремарка так же курьезна, как, например, 1940-е. В первую половину 40-х шла война, а во вторую — восстановление разрушенной страны. Согласитесь, автомат и мастерок — не одно и то же. Перед нами возникают разные картинки исторической реальности. Так было и в начале позапрошлого столетия.
Эпоха Наполеоновских войн, первая половина десятилетия — исключительно напряженное время для России. Мир после четвертьвековой борьбы, начатой Французской революцией, успокаивался медленно. Даже конгрессы стран-победителей не породили чувства стабильности. Обстановка оставалась смутной, офицеры-дворяне не сразу начали выходить в отставку, ждали новой грозы…
Так не курьезна ли отсылка к 1810-м годам? Пушкин описывает сугубо мирное время, в котором нет и намека на тревогу, на некую военную угрозу, ощущаемую даже в провинции. Вокруг имений Троекурова и Дубровского простирается тишь да гладь. Уездное общество коснеет в самом себе, из-за кордона не доносится трубных гласов. Да и есть ли этот кордон? Перед нами мирок, из которого, по удачному выражению Гоголя, «три года скачи, ни до какой границы не доскачешь».
Мне захотелось примерить к тексту Пушкина 1820-е или, на худой конец, начало 1830-х годов, когда повесть, собственно, и создавалась. |