— А ты им и не будешь заниматься. Ты владелец, тебе не обязательно влезать в управление.

— А кто будет это делать?

— Я!

— Ты? — удивился отец. — А ты сможешь? Тебе ещё и девятнадцати нет.

— Ты во мне сомневаешься?

— Ужа нет. Давно нет. А после того как ты вытащил меня из тюрьмы… — отец замолчал, развёл руками и признался: — Я даже не представляю, как тебе это удалось.

— Ну я же дал слово, — напомнил я.

— Слово дать не проблема, — возразил отец. — А вот сдержать его — совсем другое дело.

— Я если даю, то, как правило, держу.

Отец окинул меня внимательным взглядом, покачал головой и произнёс:

— Удивительно. Как быстро ты повзрослел. Знаешь, Игорь, иногда я разговариваю с тобой, и мне кажется, что это не ты. Ещё весной, когда ты учился в лицее, ты был совершенно другим — простым мальчишкой, а сейчас мне кажется, что я разговариваю со своим ровесником. Причём с ровесником, который знает в жизни намного больше моего. Неужели тебя так поменяла академия?

— Армия меняет людей, — вспомнил я старую поговорку и усмехнулся. — Но дело не в академии. Просто так получилось. Ты же видишь, какая вокруг ситуация, хочешь не хочешь, а приходится взрослеть.

— Всё равно, ты как-то очень уж быстро и сильно повзрослел, и это всё очень странно и удивительно, — произнёс отец.

— Ты просто выпал из нового ритма жизни за эти полтора месяца, — сказал я. — Сейчас всё очень быстро меняется. И вопрос с заводом нам желательно тоже решить быстро.

— Не нравится мне эта идея, сынок, — продолжил стоять на своём отец.

— А ты смотрел на это с другой стороны? — спросил я.

— С какой?

— Ну вот, например, с такой: мы не забираем завод, его окончательно разбазаривают, на его земле строят жилой комплекс, а те сотрудники, которые сейчас сидят дома без работы в неоплачиваемом отпуске и ждут, когда их позовут назад, они поймут, что уже никто никуда их не позовёт. А другой работы у большинства из них нет. Как тебе такой расклад?

— Людей жалко, — вздохнул отец. — Но почему ты уверен, что завод не будет дальше работать? Его могут вернуть государству, а там назначат нового толкового директора, тот запустит производство.

— Папа, государство — это с одной стороны мощнейшая махина, которая может раздавить кого угодно, но с другой — это неповоротливый гигант, под самым носом у которого особо ушлые люди проворачивают всё, что им нужно. На этот завод, а точнее, на его земли, уже положили глаз бандиты, и они своё возьмут. Они обанкротят завод и проведут новую приватизацию, и таки доведут свой замысел до конца. Единственное, что может спасти завод — это хозяин, которому будет выгодно, чтобы это предприятие функционировало.

Я сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух, после чего продолжил:

— Я не альтруист, папа, я хочу получить этот завод, чтобы обеспечить себе достойную безбедную жизнь. Себе и вам с мамой и Катькой. Но я при этом планирую обеспечить людей работой, платить им хорошие зарплаты и дать им серьёзную социалку. А люди ответят мне тем, что будут хорошо работать, и это принесёт мне дополнительный доход.

— Да откуда ты это знаешь⁈ — воскликнул отец.

— В умных книжках прочитал. И я никогда не разгоню этих людей и не продам землю завода под стройку, потому что мне нужно не здесь и сейчас срубить денег, а создать задел на будущее.

— Возможно, ты и прав, — вдохнув, произнёс отец. — Просто я себя в этом всём совершенно не вижу.

— А я тебя вижу! — заявил я.