— Прости, — Севан шутливо зажал уши, — я ничего не слышал, задумался.

— Я так и полагал, — Теофил хмуро глянул сквозь очки и продолжил. Попрощался я с дедом и ушел. Стрекоча припустил во всю прыть. Споткнулся, глядь — моя знакомая под дубом сидит, ждет, словно мы здесь свидание назначили. В венке из желтых кувшинок, грызет яблоко — маленькое, лаково-красное. Рядом беленькая козочка с шальными глазами и пес драный.

— Это его медведь когтем зацепил, а дед вылечил. Я прощаю, что ты уходишь. Так надо. Только очень жалко. Мне тебя спросить много надо. Очень много везде тайны.

— Ты сама — тайна, — лепечу я в полном недоумении, потому что вижу живая девчонка, только худенькая и нежная неимоверно. Кожа тоненькая, прозрачная, аж голубые жилки просвечивают и волосы длинные, как нити золотой паутины — легкие, на ветерке порхают. Личико строгое и вдумчивое.

— Тайна очень большая! — согласно кивает мне неземное создание. — Она везде. Расскажи про лампочку. Правда, что в ней частичка солнца прячется? А куда она девается, когда свет не горит?

— Это электричество, — я зажег фонарик. — Ты в школу не ходишь?

— Мне нельзя. Я слабенькая, должна много возле огня греться и в Источнике, когда он не злой, силу получать. Но я читать могу. Очень много слов читала. У деда книга есть старая — 1936 года. Там про электричество не сказано. «Учебник геометрии для средней школы» называется и ещё другие. А про электричество я сама много знаю. Все теплое и живое происходит от солнечного золота. Жизнь — тепло, свет. Ночью луна и черно. Страшно. Зима смерть.

— Верно говоришь. Вся земная энергия — от солнца. А ночью всем темно и страшно. У каждого человека глубоко внутри страх притаился, — бормотал я бодро что попало, потому что не знал, что она обо всем-то на самом деле знает. Что для неё Жизнь и Смерть.

— Бояться плохо, — она поднялась, протянула тонкую руку и дотронулась до моего лба. Словно током от пальчиков её прозрачных, невесомых ударило. А она ладони мне на глаза положила и зашептала что то. Потом говорит:

— Я тебе силу дала. Что бы ты меньше боялся и лучше в темноте видел. Теперь уходи и забудь все. Вспомнишь, когда понадобится.

…Филя вздохнул:

— С тех пор я слегка крышей подвинулся и больше нужного чувствую. А она за весь разговор ни разу не улыбнулась… Не верите. Я клятву не нарушал, никому про это до сих пор не рассказывал. Только теперь чувствую, что мне сила нужна. Всем нам, кто с Уничелом сражаться должен.

— Похоже на сон, — Севан взял ватрушку и решился, наконец, пожевать. А иронизировать над услышанным не стал. Уж больно серьезно рассказывал ему свою историю парень.

— Не думайте — я наркотой не балуюсь. В психдиспансере на учете не состою. Сочиняю, правда, немного. Стихи.

— Стхи… — вздохнул Севан и резко изменил тему: — Так мужчина в черном тебе не понравился?

— Насторожил! Зачем ему в мягкой обложке? Почему Орфеев и Воронин? У классиков авангарда аудитория узкая. Но главное — бритый он, а на загривке пятно, словно чернилами брызнули.