Быт на поверхности спокойный, а подводное течение так и штормит. Ходят там, в темном омуте страшные волны, да того и гляди — вырвутся. Отсюда и невроз и сон плохой и трепет — будто ждешь чего-то ответственного. Как перед экзаменом. А ждал Теофил многого — разгадку тайны ждал, встречу какую-то, что только стихами описать можно, востребованности своей новой силы ждал. А главное — ответ Севана. В отделе НЕХИВО сообщили, что Вартанов в командировке. Он снова звонил и снова получал тот же ответ. Отчаявшись, Филя запечатал свои исследования в конверт и отправил заказное письмо в институт Земли. Понимал, что поступает рискованно. Получит Севан записки и поймет, что Филе и про бункер и про встречи его с Алярмусом известно. Если свой он — возьмет в помощники. Если враг — попытается убрать. Интересно, как? От одних размышлений о методах воздействия сообщников Алярмуса, Филю начинала колотить дрожь и даже свежайшие беляши, принесенные продавщицей Жанной, не лезли в горло. Он исхудал, замкнулся и все время затравленно озирался.
…Однажды вечером, в час необычайно теплого и слякотного апрельского заката, возник из вредного московского смога прямо перед киоском Фили странный человек и он с минуту молча таращился на него через стекло испуганные глаза, а потом выскочил на воздух и шумно задышал.
— Я… я… Я звонил, хотел лично передать… Написал тут соображения… Пакет отправил на Институт. Исключительно по материалам ясновидения…
— Получил только сегодня. Прости, что исчез. Поездить пришлось. Может посидим на воздухе? — Севан обмельчал и как-то сник. Даже глаза выцвели. И завитков никаких нет — коротко стриженный бобрик, торчащий перьями как у мокрого ворона. Или это раньше казался куратор доверчивому Филе раскрасавцем — богатырем?
— Посидим. Отчего ж… — не попадая в рукава, Филя всунул свое вдруг озябшее тело в куртку и несколько раз по уши обмотался связанным Валькой в расцвете романа непомерно длиннющим шарфом.
«Вот и хана тебе, ясновидец…» — подумал с прощальной тоской, глянув на лужу, раскинувшуюся вместо книжного развала. Уже третий день Жетон не выходил на свой пост — в загул ушел ли в творчество. Одно к одному. Смиренно топал Филя за широко шагающим человеком, которого Алярмус назвал «своим».
Они углубились в сырую, довольно мрачную аллею начинавшегося за метро парка. Отыскав скамейку, Севан застелили её обнаружившейся в кармане прессой. Сели, помолчали. Севан жадно затянулся. Филя не угостился сигаретой и не подал вида, что удивлен курением Вартанова.
— Я о тебе помнил. В твой аппаратик такую штуку сунул, что звонок должен был пройти сразу ко мне или очень доверенному лицу. Ну, на всякий случай, что бы подстраховал, в случае… — Севан хотел улыбнуться, но только искривил губы. — В случае нападения спрутов.
— Не пользовался я мобильником и не нападал на меня никто. Работал над тезисами. — Филя сурово взглянул на собеседника. — Мне важно знать ваше… твое мнение. Насчет видений. Сейчас же.
— Идет. Время у меня сегодня полно, — Севан бросил взгляд на свои темные часы и воздел глаза к голым веткам, поблескивающим в свете неонового фонаря.
— В общем, ты верно усек тенденцию. Если нельзя уничтожить, надо растлить. Это ещё Аллен Даллас про Россию заметил. Вытащил стержень главный, на котором все держится и отдыхай — обездушенные люди уничтожат себя сами. Выморочный род, уходящий… Ведь приглядываться к окружающему страшно. Газеты читать, телевизор смотреть — страшно. Подавляющая энергетическая парадигма — садизм, презрение к жизни… Я тоже думал обо всем этом и наблюдения записывал. Дам тебе на экспертизу.
— Про Алярмуса? С большим любопытством ознакомлюсь, — пошел вабанк Филя, дерзко глянув на горбоносый профиль Филя и в паническом ужасе думая: «Так было это все или не было?» Не дрогнул Севан — сник. |