– Было. И есть. Моя жизнь и твоя жизнь… это два разных мира. И ты этого не поймешь.

– Чего не пойму? Твои ремонтные работы? Что именно ты налаживаешь?

– Трудно объяснить. Скорее всего, ситуации.

– Не улавливаю.

– Порой у людей возникают проблемы или они попадают в ситуации, когда закон и система правосудия не могут помочь им. Или их втягивает во что‑то непонятное, чего они никак не могут привести в систему. Они платят мне за то, что я все налаживаю.

Ее поразила жуткая мысль.

– Но ты же не из этих… не из наемных убийц?

Он рассмеялся – и смех был искренним, который невозможно подделать, – чем и успокоил ее. Немного.

– Нет. Ничего столь мелодраматичного.

– И тебе люди платят жалованье?

– Нет, я что‑то вроде… трудно объяснить. Я занимаюсь не такими делами, о которых можно давать объявления на стендах.

– Это законно? Он пожал плечами:

– Иногда да, а иногда нет.

Откинувшись на спинку кресла, Кейт уставилась на него. Что за человек сидит напротив нее? Он говорит, что живет в другом мире, которого она никогда не сможет понять, и она уже начинала верить ему. Он был как пришелец с далекой планеты, и все же, вне всяких сомнений, продолжал оставаться ее младшим братишкой Джеки.

Сначала Жаннет, теперь Джек… ее собственный мир, в котором она и так последние несколько лет не очень уютно ощущала себя, окончательно распадался. Она чувствовала, что отплывает куда‑то, а жизнь остается на берегу. Неужели не осталось ни одного, на кого она могла бы положиться?

– Теперь ты понимаешь, – сказал Джек, – почему я решил, что лучше для всех, если я буду держаться сам по себе?

– Не знаю. – В начале вечера Кейт сказала бы «нет» – ничего ты не смог сделать, чтобы изменить то, что мы чувствовали друг к другу. Но сейчас она больше не испытывала такой уверенности. – Может быть.

– Я думаю, отец подозревал, будто я что‑то скрываю. Знаешь, о чем он спросил меня, когда мы в последний раз разговаривали с ним? – Джек усмехнулся. – Он хотел узнать, не гей ли я.

У Кейт перехватило дыхание. Тут она уже ничего не могла сделать. Ей показалось, будто ей в лицо выплеснули ведро холодной воды.

– Все это не так плохо, – сказал Джек, видя потрясенное выражение Кейт.

Его это просто интересовало. Как педиатру, ей приходилось беседовать с подростками, которые думали, знали или боялись, что они могут стать геями. Может, Кейт продолжает прислушиваться к мнению своего мира «белых воротничков», горожан среднего класса. А здесь это никого не волновало.

– Он прямо вот так взял и спросил тебя? – спросила она, продолжая сидеть с вытаращенными глазами. – Просто вот так? Когда?

– Пару месяцев назад. Когда он планировал, вернувшись из Флориды, навестить тебя и Тома. А я старался уговорить его, чтобы он не тащил меня в этот путь.

– Так что он сказал? Дословно.

Джека удивила ее внезапная настойчивость.

– Что‑то вроде того, мол, он понимает, могут быть какие‑то аспекты моей жизни, о которых я не хочу ему сообщать – в чем он был чертовски прав, – а потом сказал, что если я гей… – тут Джек не мог не улыбнуться. – Он с трудом выдавил из себя это слово. По сути он сказал, что если я гей «или что‑то вроде», – он никак не мог уяснить смысл этого «что‑то вроде» – то все равно о'кей.

– Он так и сказал… о'кей? – Кейт не могла поверить своим ушам. – Мы в самом деле говорим о нашем отце, убежденном стороннике республиканца Рейгана, поклоннике строгих нравов? И он сказал, что все о'кей?

– Ага.