Можете ли в это поверить? Он думает, что пребывание здесь просто ужасно! Я взяла и ушла от него, потому что мне нужно поговорить с кем‑то, кто поймет, что это такое, потому что сам был там.
– Это я, – сказал Сэнди. – Но как вы нашли меня?
– Я увидела вашу фотографию в газете и вспомнила, как вы рассказывали, что закончили Колумбийский университет. С самого утра, едва он открылся, я позвонила в отдел бывших выпускников, и мне дали ваш последний адрес. Надеюсь, вы не против.
– Против? Вы шутите? Я все пытался сообразить, как найти вас, но ведь я даже не знал вашей фамилии.
– Л я сообразила, что по‑настоящему так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали.
– Что же я сделал?
– Перестаньте скромничать. Вы закрыли меня своим телом. Я этого никогда не забуду.
– Ах, это… – Его кольнуло чувство вины. – Давайте не будем вспоминать…
– Как вы можете быть таким невозмутимым? – сказала она, глядя на Сэнди. – Почему вы обрели спокойствие, а я нет?
Он и сам задавал себе этот вопрос.
– Может, потому, что смог отписаться. Я должен был перебороть свои страхи; может, в необходимости, вглядеться в них, понять и изложить на бумаге, есть что‑то общее с экзорцизмом.
Не говоря уж о том, что приходится заботиться и о карьере.
– Есть и другой подход, – добавил он, едва только осознав эту прекрасную мысль. – Прикиньте себе миллионы людей в этом городе, все линии подземки, все поезда, что ежечасно приходят в город, и подсчитайте, сколько у вас шансов встретить в вагоне подземки сумасшедшего с пистолетом. Один из миллиона. Так?
Бет кивнула:
– Скорее всего.
– А сколько шансов вторично встретить его? Подумайте. Воможность, что вы снова увидите направленный на вас пистолет, равняется одной из восьмидесяти миллионов. Так что можно считать, что у меня остался позади самый худший момент из всей жизни. Дальше все пойдет как по маслу.
– Вот это мне никогда не приходило в голову. – Она сделала глубокий вдох. – Не могу поверить, но вроде в самом деле стала себя лучше чувствовать. Просто видя, как вы собранны и уверенны, хотя прошли через то же, что и я, мне уже стало легче все воспринимать.
Означают ли ее слова, что она собирается уходить? Ну как же! От души поплакала, приободрилась – и бежит обратно к своему приятелю? Ни в коем случае.
– Хотите кофе? Чаю? У меня еще остался хороший зеленый чай.
– Знаете, – растянула она губы в гримаске, которая в такой день, как сегодня, была равноценна широкой улыбке, – как ни странно, он бы меня устроил.
Сэнди заторопился на кухоньку.
– Как насчет еды? У меня немного, но…
– Нет. Я все еще не могу думать о еде. Просто чай – и этого хватит.
Отлично, подумал он, потому что, боюсь, кроме арахисового масла и старых крекеров мне предложить нечего. В шкафчике хоть шаром покати.
– Устраивайтесь на диване, а я вскипячу воду. Так чем я сейчас займусь? – спросил он себя, наполняя чайник.
Он планировал прочесать Верхний Вестсайд, показывая распечатку. На работе он сказался больным, объяснив, что еще приходит в себя от потрясения. Все проявили полное понимание и даже предложили помощь психоаналитика, что вызвало у него чувство вины.
Но куда больше, чем визит к психоаналитику, ему было нужно полноценное продолжение истории.
Трубку взял Джордж Мешке и стал возбужденно рассказывать, что тиражи на этой неделе выросли выше крыши. Владельцы киосков поначалу стонали, получая двойные поставки, а теперь звонят и говорят спасибо – все распродано.
Так что в «Лайт» Сэнди был окружен славой, но здесь, дома, помочь она ему не могла. |