С женой Этиоль простился ночью, до первых петухов. Так казалось разумней, зачем мучить детей собственными горестями. Вот почему Миранья держалась спокойно. С рассветом в доме Эхомбы собрались его ближайшие друзья. Этиоль ни словом не обмолвился о разговоре, который состоялся у него с Фасталой, однако близким людям ничего объяснять не надо. Ограничились легким похлопыванием по плечам, пожелали доброго пути и помахали руками на прощание. Хотя некоторые не соглашались с его решением.

Последним перед расставанием заговорил Хуламу:

– Послушай, Этиоль, Асаб может прочитать заклинание, совершить обряд и снять с тебя обет. Подумай…

– Асаб может снять заклятие, да я сам не могу. Как потом жить с такой ношей в сердце?

– А‑а, жизнь коротка, словно песня – только затянул, уже конец. Ждут тебя, что ли, там, в неведомых землях?

– Не знаю. Вряд ли, – после короткой паузы ответил Этиоль. – Но идти надо.

– Куда? В дикую местность?.. Где людей заживо проглатывает пустота, а вещи, каковы они есть или должны быть, попросту не существуют? – Тукарак был мрачен, все пытался понять, что за чудо такое Зыбучие земли. – Никто оттуда не возвращается. Никто туда не ходит.

– Тогда зачем говорить, что оттуда нельзя вернуться? Теперь, шагая по тропинке и вспоминая этот разговор, Этиоль озадаченно припомнил, что ответ на свой вопрос так и не получил. От Тукарака трудно дождаться ответа, он всегда был мастак задавать вопросы.

Скоро тропинка вывела путника к скалистому мысу, за которым играли тюлени, – здесь он остановился, чтобы набрать горсть омытой волнами гальки. Этиоль аккуратно ссыпал гальку в маленький мешочек и спрятал в кармане, застегнутом на деревянную пуговицу. В. неведомом краю камушки напомнят ему о родных местах и семье.

На перевале он обернулся. Хижины, упрятанные среди сизоватых холмов, уже трудно было различить, только редкие дымы прозрачными столбами тянулись в тусклое еще небо. Глаза у Этиоля застило – может, от дымка, а может, легким ветерком со стороны моря надуло слезу.

Никто не ведал, когда молния обратилась в камень и мостиком легла через ручей, протекавший неподалеку от деревни. Случилось это в давние времена, однако до сих пор всякий, кто наступал на побуревшую, мшистую каменную гладь, испытывал странное покалывание по телу и звон в ушах.

Фастала, как и обещала, ждала его у переправы.

– Доброе утро, красавчик.

Старуха одобрительно осмотрела собравшегося в дальний путь мужчину. Одет он был в лучшую свою рубаху, на шее висело ритуальное ожерелье – Этиоль собственноручно просверлил отверстия в камушках и нанизал их на кожаный ремешок. В правой руке удлиненное копье с широким наконечником, за спиной в кожаных ножнах изготовленный из зуба кита меч, с обеих сторон обрамленный острейшими зубами гигантской белой акулы; и еще один меч, сработанный деревенским кузнецом Отжиханьей из падавших в незапамятные времена с неба железных камней.

– Я гляжу, ты хорошо подготовился к дальней дороге, – после недолгого осмотра добавила старуха. Этиоль пожал плечами:

– Как положено. Уговор есть уговор. Старуха понимающе кивнула и улыбнулась, обнажив беззубый рот.

– Уговор уговором, Этиоль, но никто в деревне худого слова о тебе не скажет, если ты с полдороги надумаешь вернуться домой.

– Нет, надо идти, – коротко ответил пастух, бросив взгляд поверх головы старухи – туда, где простиралось безлюдное и пустынное побережье.