— Э-э… Я просто хотел узнать, что ты думаешь о новой отпечатной машине господина Хорошагоры, — сказал Вильям.

— Зачем?

— Э-э… Ну, я просто хотел бы знать. Чтобы рассказать об этом в своем новостном письме. Понимаешь? Точка зрения ведущего специалиста анк-морпоркского чарологического учреждения и всякое такое.

— О? — Казначей задумался. — Ты имеешь в виду те писульки, которые ты рассылаешь герцогине Щеботанской, герцогу Сто Гелитскому и прочим подобным людям?

— Именно, господин, — подтвердил Вильям. Волшебники были такими снобами.

— Гм… Что ж, пожалуй, ты можешь написать, что, по моему мнению, это шаг в нужном направлении, который… будет приветствован всеми прогрессивно мыслящими людьми и который наконец втащит наш брыкающийся и вопящий город в век Летучей Мыши. — Под орлиным взором казначея Вильям прилежно зафиксировал эти слова в своем блокнотике. — Кстати, мое полное имя — доктор А. А. Круттивертти, доктор математики (седьмой), доктор чарологии, бакалавр оккультизма, магистр кулинарии… Круттивертти через «о».

— Конечно, доктор Круттивертти. Вот только, э-э, век Летучей Мыши уже подходит к концу. Может, ты хочешь, чтобы наш брыкающийся и вопящий город наконец вытащили  из века Летучей Мыши?

— Несомненно.

Вильям записал и это. Для него всегда было загадкой, почему кого-то, кто тем временем брыкается и вопит, обязательно нужно тащить. Почему нельзя просто взять за руку и повести?

— Надеюсь, ты пришлешь мне экземпляр своего письма? — осведомился казначей.

— Конечно, доктор Круттивертти.

— Если еще что-нибудь понадобится, спрашивай, не стесняйся.

— Спасибо, доктор. Кстати, насколько мне известно, Незримый Университет всегда выступал против использования наборного шрифта.

— О, я думаю, настало время раскрыть свои объятия волнующим перспективам, которые сулит нам наступающий век Летучей Мыши, — пояснил казначей.

— Мы… Э-э, как я упоминал, доктор, он уже вовсю отступает.

— Стало быть, нужно поторопиться, не так ли?

— Верно подмечено.

— Что ж, мне пора лететь, — сказал казначей. — Жаль только, нельзя.

Лорд Витинари, патриций Анк-Морпорка, потыкал пером в чернильницу, проламывая покрывающую чернила тонкую корочку льда.

— Почему ты не заведешь себе нормальный камин? — спросил Гьюнон Чудакулли, первосвященник Слепого Ио и неофициальный представитель городского религиозного истэблишмента. — Я, конечно, не сторонник душных помещений, но здесь откровенно холодно!

— Слегка свежо, не без этого, — согласился лорд Витинари. — Странно, но лед светлее чернил. Чем это вызвано, как думаешь?

— Вероятно, наукой, — расплывчато изрек Гьюнон.

Подобно своему брату Наверну, волшебнику и аркканцлеру НУ, Гьюнон не любил занимать свою голову заведомо дурацкими вопросами. И боги, и магия нуждались в разумных, непоколебимых людях, а братья Чудакулли были непоколебимы, как скалы. И примерно так же разумны.

— А. Неважно… О чем мы там говорили?

— Хэвлок, ты должен положить этому конец, понимаешь? У нас ведь была договоренность.

Витинари, похоже, занимали только чернила.

— Должен, ваше преосвященство? — переспросил он спокойным тоном, не поднимая головы.

— Ты же знаешь, все мы дружно выступаем против этой чепухи с подвижными литерами!

— Напомни мне еще раз… Смотри, смотри, он постоянно всплывает на поверхность!

Гьюнон вздохнул.

— Слова слишком важны, чтобы доверить заботу о них механизмам. Мы ничего не имеем против граверов. Ничего не имеем против слов, которые надежно закреплены.