Ей нужно спуститься по лестнице, добраться до двора, вернуться к Ханне. Но разве сама Ханна не говорила, что прерогатива Нины – увлекаясь, идти до конца?

Нина зажала костяной дротик в руке, чувствуя, как он подрагивает в ожидании ее приказа поразить цель. Затем медленно открыла дверь.

За ней оказалась камера. Не один из тех новомодных боксов, построенных, чтобы удержать гришей, а камера для обычного человека. Вот только человек, сжимающий железные прутья решетки, совсем не выглядел обычным. Он выглядел, как постаревшая копия короля Николая.

В его золотых волосах виднелась седина, а борода была ужасно запущенной. Когда-то дорогая одежда теперь была измята и испачкана. Ему заткнули рот кляпом и приковали цепями к прутьям решетки, чтобы ограничить возможность двигаться. В крошечном помещении не было ничего, кроме койки и ночного горшка.

Нина уставилась на пленника, а тот в ответ вперил в нее отчаянный взгляд. Она знала, кто перед ней.

– Магнус Опьер? – шепотом спросила она.

Он кивнул. Магнус Опьер. Фьерданский корабельный магнат, предположительно являющийся настоящим отцом Николая. Ярл Брум держал его запертым в камере. Знал ли об этом принц Расмус? Знал ли об этом кто-нибудь из дрюскелей?

Она вытащила кляп изо рта пленника.

– Пожалуйста, – просипел Опьер сорванным голосом. – Пожалуйста, помогите мне.

У Нины закружилась голова.

– Почему вас держат здесь?

– Меня похитили из собственного дома. Я – их страховка. Я нужен им, чтобы подтвердить подлинность писем.

Писем от королевы Татьяны, ставящих под сомнение происхождение короля Николая.

– Но почему вас держат здесь как пленника?

– Потому что я не стал бы публично выступать против собственного сына или Татьяны. Я не подтвердил бы подлинность этих писем. Пожалуйста, кем бы вы ни были, вы должны освободить меня!

Собственного сына. Значит, Николай Ланцов на самом деле был бастардом. Нина Зеник поняла, что ей на это плевать.

Ельдерклок пробил половину. Ей нужно было убираться отсюда. Но каким образом она могла бы вывести с собой Магнуса Опьера? У нее не было места, в котором можно было бы спрятать беглеца, и плана, который помог бы ему выбраться из Ледового Двора.

«Ты могла бы убить его». Мысль возникла в голове с пугающей ясностью. Опьер был без всякого сомнения похож на Николая. Он был настоящим отцом равкианского короля. А значит, он являлся угрозой будущему ее страны. Ей нужно было подумать.

– Я не могу выпустить вас отсюда.

Опьер стиснул прутья решетки.

– Кто вы? И зачем пришли сюда, если не собираетесь освободить меня?

Еще одна причина убить его. Он видел ее. Он мог бы рассказать дрюскелям, мог бы легко описать ее. Мужчина схватил ее за рукав своими костлявыми пальцами. Его здесь определенно недокармливали.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Я никогда не собирался вредить своему сыну. Я бы ни за что не стал выступать против него.

Нина понимала, что он в отчаянии, но в его словах была правда.

– Я верю вам. И собираюсь помочь выбраться отсюда. Но вам придется подождать, пока я придумаю план.

– Времени нет, они…

– Я вернусь, как только смогу. Обещаю.

– Нет, – заявил он, и это была не мольба измученного пленника. Это был приказ. В нем слышалось эхо королевского тона. – Вы не понимаете. Я должен передать сообщение…

Нина вернула его кляп на место. Ей нужно было срочно попасть во двор.

– Я вернусь, – поклялась она.

Опьер стиснул прутья решетки, рыча от бесплодных усилий вытолкнуть кляп.

Она закрыла дверь и поспешила по коридору, пытаясь не вспоминать об ужасе, застывшем в его глазах.