|
Он ошеломлен,
это минимум.
— Будет еще и максимум, — сказал я. — В максимуме, очнувшись от
ошеломления, он может счесть недостаточными наши защитные меры. Подумай об
этом.
— Подумаю, — пообещал Чарли. — Зайди ко мне, проинформируем Жанну.
Жанна возникла на экране. Я сел подальше и постарался не глядеть на
нее. Она вновь была недопустимо хороша. Мне и взглядом нельзя было
доводить до ее сознания, что я вижу в ней перемены. Чарли весело передал
ей наш разговор с Роем и попросил приготовиться к вызову.
— Сколько ты еще собираешься внушать мне свои инструкции? — резко
оборвала она. — Чарли, я по горло сыта твоими и Эдика наставлениями.
— Ты такая красивая и умная, Жанна, — умильно сказал Чарли. — В
общем, восхитительная. А Рой слабый мужчина. А все мужчины считают ум в
мужчине обыденностью, а ум в женщине необычайностью. И когда женщина не
только красивая, но и дьявольски умна...
— Чарли, в старину, на которую ты так часто ссылаешься, ежедневно
молились господу: избави меня от лукавого!
Он воскликнул с хохотом:
— Жанна, всеми чертями прошу — не избавляйся от лукавого!
6
— Не избавляйся от лукавого и ты, Эдик, — посоветовал Чарли мне. —
Ведь лукавый — кто? Вовсе иное, чем он виделся предку. Я тебе это
быстренько разъясню...
— Не старайся, — сказал я. — У меня дела поважней выслушивания твоей
трепотни. Будет что серьезное, вызывай. Софизмы я способен слушать только
в столовой, там они вроде перца к еде.
Я ушел к себе. Чарли еще был в возбуждении от разговора с Роем, ему
надо было остыть в одиночестве. Он мыслил всегда ясно, был, я неоднократно
поминал это, превосходным логиком, но сейчас его глаза застил туман удачи.
Он вообразил себе, что все заканчивается на успешном разговоре, больше от
Роя неприятностей не ждать. И странная просьба к Жанне — очаровать
посланца Земли — виделась ему точкой, завершающей итог: Рою будет еще и
приятно, в угоду нашей уранийской красавице, сделать то, что он и без нее
— и, возможно, без приязни — неизбежно сделать должен. Свою часть проблемы
Чарли понимал превосходно. Он не понимал одного: то была лишь часть
проблемы, а не вся она!
Возвратившись к себе, я проверил процесс и присел на подоконник.
Наступал вечер, Мардека закатывалась, на сумрачном, зеленоватом — такова
его обычная окраска — небе горели костры трех облачков: впечатляющая
картина, покажись она мне до катастрофы, я бы не отрывал от нее глаз. Все
бы во мне волновалось, все бы во мне ликовало от того, что так прекрасен
мир, в котором довелось жить. |
