-  Не знаю, милая. Мне так муж мой говорит… Может, он и вычитал у Любака либо у Анри, а я не особая книжница, ты знаешь. А касательно того, что появятся те, кто разочаруется в вере и отойдет от церкви из-за проигрыша отца Емельяна… Что ж, может, это и хорошо. Пусть это событие каждому поможет испытать свою веру на прочность. Вера- не тепличный огурец, ее закалять надо. Огнем и холодом искушений. И разочарований. И поражений. Впрочем, погоди… Почему ты думаешь, что отец Емельян этому колдуну проиграет?

    -  Но постойте… Разве батюшка может творить чудеса?

    Любовь Николаевна усмехнулась:

    -  Чудеса бывают разные, Оленька. И некоторые не по плечу даже самым великим магам. Так что погоди отходную петь. Поглядим, как дело обернется. И конечно, будем молиться. Это нам вполне по силам, как думаешь?

    -  Да-да, - рассеянно кивнула Ольга. - Знаете, эта ситуация напоминает мне один фантастический роман…

    -  Опять ты за свое, деточка, - улыбнулась Любовь Николаевна. - Что нам романы? У нас и без них жизнь такая, что ни в одной книжке не написать подобного. Ты чай-то пей, остынет.

    -  Спасибо, только я пойду. Меня Арсений ждет, волнуется - с какими новостями от вас явлюсь.

    -  Пей, пей, вон твой взволнованный нетерпеливец собственной персоной к нам в калитку идет.

    И впрямь во двор протоиерейского дома входил неуемный дьякон.

    -  Любовь Николаевна! Здравствуйте! - крикнул он в распахнутое по случаю жары окошко. - Моя красавица у вас?

    -  Тут! Заходи, Арсюша.

    Надобно сказать, что Любовь Николаевна почтение к сану соблюдала и в церкви либо на людях именовала Арсения не иначе как «отец дьякон». Но в обыденной среде «отец дьякон» немедля превращался в Арсюшу, поскольку годился Любови Николаевне в сыновья, а материнский инстинкт этой женщины был воистину неослабевающим.

    -  Что слышно нового? - поинтересовался Арсений. - Где наш протоиерей боевой?

    -  К преосвященному потребовали, - сказала Любовь Николаевна. - Неужто, Арсений, это из-за давешнего колдуна?

    -  Возможно, - кивнул дьякон. - Хотя характер у владыки непредсказуемый.

    …Однако в данном случае ошибки не произошло. Преосвященный Кирилл затребовал пред свои строгие очи протоиерея Емельяна именно потому, что тот, как было архиерею донесено, «влип в историю».

    -  Излагай, - коротко бросил архиерей пришедшему священнику и принялся мерить шагами свои покои. Толстый ковер пружинил под тяжелой владычней поступью, и даже стены, казалось, застыли в подобострастном трепете. Только отец Емельян стоял спокойно и деловито излагал суть происшедшего события.

    -  Так-так, - протянул Кирилл, едва отец Емельян замолк. - И ты принял вызов?

    -  Да, владыко.

    -  Гм, а я до сего момента тебя умным считал, отец настоятель.

    -  И если мир называет это безумием, то буду , безумным о Христе Иисусе, - сказал протоиерей.

    -  Ты мне тут не умствуй, я и сам богослов! - рявкнул архиерей так, что стекла в книжном шкафу задрожали и что-то гулко ухнуло в здоровенной напольной вазе, созданной местной гончарной артелью к Тысячелетию Крещения Руси. - Ишь, праведник выискался! Храбрец-удалец! А ты понимаешь, чем нам это грозит?!

    -  Нам? - напряженно переспросил протоиерей.