Мы пошли дальше. Через какое-то время она взяла меня под руку.

— Раньше, когда со мной случалось что-нибудь ужасное, у меня всегда было чувство, что все еще наладится. Я имею в виду — жизнь. Даже после развода. А сейчас я знаю, что уже никогда ничего не наладится, ничего уже не будет как прежде. Тебе это знакомо?

Я кивнул.

— Послушай, мне действительно хочется побродить здесь одной. Езжай без меня. И не смотри на меня так — я не собираюсь делать никаких глупостей.

На дороге, идущей вдоль Рейна, я еще раз оглянулся. Она все еще стояла на том же месте и смотрела на территорию старого завода, где еще два дня назад краснели кирпичные корпуса, а теперь была ровная площадка. Ветер гнал по дороге пустой мешок из-под цемента.

Часть третья

1

Важная веха в истории развития судопроизводства

После долгого золотого бабьего лета неожиданно грянула зима. Я не припомню другого такого холодного ноября.

Работы у меня в те дни было немного. Расследование по делу Сергея Менке шло вяло. Объединение гейдельбергских страховых компаний пожадничало и не послало меня в Америку. Встреча с балетмейстером проходила прямо во время репетиции, и я узнал много нового об индийских танцах, которые разучивала труппа, и ничего о Менке, кроме того, что одним он нравился, другим нет и что балетмейстер принадлежит к числу последних. Две недели меня так мучил ревматизм, что у меня не оставалось сил ни на какие другие нагрузки, кроме насущных бытовых процедур. Потом я много гулял, ходил в сауну или в кино, читал «Зеленого Генриха», начатого еще летом, — одним словом, валял дурака. Как-то раз в субботу я случайно встретил на рынке Юдит. Она больше не работала на РХЗ, жила на пособие по безработице и подрабатывала в магазине женской литературы «Ксантиппа». Мы договорились как-нибудь встретиться, но ни она, ни я не делали первого шага. С Эберхардом я разыгрывал партии матча на звание чемпиона мира, состоявшегося между Карповым и Каспаровым. Когда мы сидели над последней партией, позвонила Бригита из Рио-де-Жанейро. В трубке гудело и шумело, я с трудом разбирал ее слова. Кажется, она говорила, что ей меня не хватает. Я не знал, что мне по этому поводу думать или делать.

Декабрь начался неожиданными натисками фёна. Второго декабря федеральный Конституционный суд объявил о незаконности введенной Вюртембергом и Рейнланд-Пфальцем непосредственной регистрации вредных выбросов. Он осудил нарушение информационного самоопределения предприятий и права на защиту созданного и действующего предприятия и в конечном счете признал систему несостоятельной. Известный автор передовиц «Франкфуртер альгемайне цайтунг» восторженно объявил это решение важной вехой в развитии судопроизводства, потому что защита информации наконец-то вырвалась из узких рамок защиты прав граждан и поднялась на уровень защиты прав предприятия. Только теперь решение по переписи населения предстало во всем своем зрелом величии.

Я подумал: «Что же теперь будет с дополнительным источником доходов Гремлиха? Станет ли РХЗ по-прежнему платить ему как „законсервированному агенту“?» Еще мне пришло в голову: «Прочтет ли Юдит это сообщение из Карлсруэ и что она при этом почувствует?»

В тот же день я получил письмо из Сан-Франциско. Вера Мюллер когда-то жила в Мангейме, в 1936 году эмигрировала в США и преподавала европейскую литературу в различных калифорнийских колледжах. Теперь она уже несколько лет на пенсии и под влиянием ностальгии читает «Маннхаймер морген». Она писала, что удивилась, так и не получив от Мишке ответа на свое письмо. На его объявление она откликнулась потому, что печальная судьба ее еврейской подруги в Третьем рейхе была связана с РХЗ. Она считала, что этому периоду современной истории следует посвящать гораздо больше исследований и публикаций, и выразила готовность связать меня с фрау Хирш.