Бахаго выложил на циновку свои украшения и по глазам ткача понял, что тот хочет их получить. Кузнец уже поверил, что ткач даст ему самых красивых тканей, и радостно сказал жене:

– Мать Макеры, выбирай для себя ткань небесной синевы, любую.

Мать Макеры приложила к лицу кусок ткани, и Бахаго вдруг увидел, что жена у него красивая и достойна лучшей одежды. Бахаго велел ткачу немедленно отрезать кусок этой ткани и предложил жене тут же, не откладывая, завернуться в нее, чтобы все люди Кано могли видеть, как она красива.

«Вряд ли есть женщина на свете, которая отказалась бы от столь соблазнительного предложения», – подумала Мать Макеры. И еще она подумала, что такое не случалось за всю ее жизнь. Она отошла в сторонку и быстро завернулась в синюю с голубыми узорами ткань. После этого ей страшно захотелось, чтобы люди Кано увидели ее бронзовые браслеты и большие круглые серьги, сделанные Бахаго давным-давно, но так и не обновленные. «Если нет хорошей одежды, то и украшения ни к чему».

Дети запрыгали вокруг матери, а Макера, позабыв, что он не дома, стал кружиться и петь что-то веселое, рассмешив ткача и его помощников.

Ткач из людей хауса был хитрым человеком. Он сразу понял, что кузнец из саванны простодушен и доверчив, ему явно не приходилось встречаться с купцами. Он не замедлил воспользоваться этим и довольно дешево оценил вещи, предложенные Бахаго. Но кузнец, при внешней своей доверчивости, был смышлен. Он уже видел на базаре украшения, которыми торговали местные чеканщики и ювелиры, и сообразил, что может получить значительно больше за свои изделия.

Вот почему они торговались до хрипоты и боли в горле. Ткач кричал, кричал и Бахаго. Ткач совал ему в нос свои ткани, а Бахаго, ничуть не смущаясь, совал в нос ткачу свои браслеты.

Если Макера, увлеченный этой перебранкой, стоял рядом с матерью, то его братья не стали терпеть скуку и отошли в соседний ряд, где заклинатель змей творил чудеса с ядовитой черной коброй.

Уму-чукву уводят людей хауса

Уму-чукву, «дети бога», – так на языке ибо назывались люди, пришедшие из местности Аро, расположенной к востоку от Нигера. Бахаго никогда не встречал людей аро и не знал, что их оракул Чукву требует в жертву людей, нанесших ему оскорбление. Кузнец из саванны не знал, что жрецы аро нередко устраивают на базаре Кано богослужения перед своими алтарями. Он не знал, что жрецы вовлекают в свое священнодействие чужих людей, чтобы потом отдать их в жертву Чукве. Бахаго никогда не слыхал о том, что есть на свете «дети бога», которые причиняют людям зло.

Когда закончилась перебранка с ткачом и привезенные в Кано украшения были обменены на ткани, сандалии и кое-какую снедь, Бахаго вместе со своим семейством решил вернуться в дом красильщика, чтобы там отдохнуть и переночевать. Ему очень хотелось поговорить с красильщиком, узнать, как живут люди хауса в городе Кано, могут ли они прокормить себя, в дружбе ли они с народом фульбе и другими людьми, которых так много на улицах и на базарной площади. Бахаго хотелось все разузнать, чтобы потом обо всем рассказать охотникам своего селения.

Бахаго уже предвкушал радость возвращения в родное селение. Ему уже виделся праздничный костер, зажженный в день их возвращения из Кано. Он представлял себе, как станет рассказывать людям Слоновьей Тропы о Бирнин-Касване. Он даже спросил Мать Макеры, много ли томбо осталось в яме после весеннего праздника. Мать Макеры так выразительно улыбнулась, что Бахаго даже почувствовал вкус томбо на губах. И еще он подумал, что, пожалуй, все женщины селения позавидуют его жене, когда увидят ее одежду с узором небесной синевы.

– Ты стала молодой и красивой, Мать Макеры, – заметил Бахаго.

– Я всегда была такой, – ответила спокойно Мать Макеры, – но грубая одежда не украшает женщину, а только уродует.