– Ты стала молодой и красивой, Мать Макеры, – заметил Бахаго.

– Я всегда была такой, – ответила спокойно Мать Макеры, – но грубая одежда не украшает женщину, а только уродует. Разве ты не убедился в этом, Бахаго? Благословен прекрасный город Кано!

Они долго толкались на шумном, пестром базаре, и, хотя порядком устали, все же ничто не ускользало от пытливых глаз. Особенной наблюдательностью отличался Макера. Мать даже сказала ему:

– Сынок, мне кажется, что у тебя глаза и спереди и сзади.

– Вот хорошо! – обрадовался Макера. – Я ничего не упущу.

А когда вернемся в саванну, я целый год буду рассказывать мальчишкам о городе Кано.

– Всё позабудешь, – возразил Мафи. – В голове у тебя ветер гуляет. К тому времени, когда мы вернемся домой, все у тебя вылетит из головы.

– А вы напомните мне, – сказал Макера.

– Напомним, – согласился старший брат. – Мы тут посмотрим на всякие чудеса, а дома всё вспомним. Вот за теми рядами гончаров и чеканщиков священнодействуют какие-то жрецы. Хочешь посмотреть?

– Зачем это? – вмешалась мать. – В саванне у нас свои жрецы. Я устала тащить корзинку. Пойдем! Макера давно просил поесть. Пора!

Бахаго тоже захотелось вернуться во двор красильщика, а трое старших заупрямились и стали просить отца оставить их здесь, хоть ненадолго. Они бойко рассказали отцу, как они будут добираться к красильщику, и Бахаго, довольный смышленостью сыновей, согласился их оставить. Солнце уже близилось к закату, люди покидали базар, и кузнец был уверен, что мальчишки очень скоро вернутся в гостеприимный дом красильщика. Он вместе с сыновьями подошел к жрецам неведомого ему племени, увидел, что вокруг них толпится народ, и не захотел оставаться здесь. Вместе с Макерой отец и мать покинули Бирнин-Касван. Они условились с Мафи, что все трое вскоре последуют за ними.

Кривая улочка, где жил знакомый красильщик, была неподалеку от базара. Очень скоро Бахаго с женой и Макерой постучались в калитку. Хозяин отодвинул железный засов и пропустил гостей во двор.

Бахаго внимательно посмотрел на засов, а потом спросил хозяина, почему люди хауса так странно ведут себя в городе Кано. У них в саванне никто никогда ничего не прячет и не запирает.

– Да и дверей нет в хижинах, – рассмеялся Бахаго.

– В саванне нет чужих людей, – ответил красильщик, – а здесь всякие люди встречаются. Разве ты не знаешь, что в Кано появились работорговцы? Не думай, что в Бирнин-Касване торгуют только вещами и скотом. Здесь торгуют людьми! И, что прискорбней всего, нередко торгуют людьми хауса. Есть на свете злые люди, которые считают возможным похитить или увести обманным путем людей хауса. А потом они сбывают их белым, прибывшим из дальних стран.

– И ты видел этих обманутых? – спросил с тревогой Бахаго. – Ты видел людей хауса с цепями на руках? Мне рассказывал об этом старейшина племени Маваки, но я ему не очень верил. К тому же он говорил, что такое бывает в Эдо. Но разве в Кано это тоже возможно?

– Увы, возможно! Когда я узнал об этом, – сказал красильщик, – мне не захотелось жить на свете. Я, моя жена, мои дети очень горевали. Но потом я сделал железный запор и пускаю в свой дом только хороших людей. И вот мы уже примирились с таким злом. Люди так странно устроены, что привыкают даже к самому дурному. Однако скажи, Бахаго, где твои старшие сыновья? Почему они не пришли с тобой? Или ты встретил людей из саванны?

– Я думаю, что моим детям не грозит опасность, я оставил их на базаре. Они захотели посмотреть, как приносят жертвы жрецы аро.

– И это ты считаешь безопасным? Разве ты не знаешь, что жрецы народа ибо из местности Аро – отъявленные злодеи, хоть и называют себя «детьми бога».