|
То вперед побегу, то назад прибегу, не проворонил ли я его? Куда он с коробками пойдет, думаю? И, наконец, доглядел. Он в цеху к четырем коробкам с-наркотиками привязал сверху пятую с тортом. Четыре внизу, с наркотой, а пятая — наверху, с тортом для маскировки. Хитер собака Палыч, только не хитрее меня. Он вперед, я за ним по следу. Так и пришли сюда. Он эти коробки поставил в джип. А тут и вы залезли в машину, когда угнать ее собрались. Открыли, наверно, верхнюю коробку, увидели торт и успокоились, как лохи, подумали, что и в остальных «Птичье молоко». Правильно? — Видимо, наверху Хомут подтвердил, что так оно и было, потому что дальше послышался поучающий голос Кузьмы: — И ребята тоже, два пацана, что здесь крутились, сперли у меня эту упаковку из пяти тортов, развязали, наверно, как и вы, только верхний торт, съели его мигом, а сами не знают, что в остальных четырех. А ваш прибор, я сделал умозаключение после ваших слов, они положили в верхнюю коробку. Так что у них получилась снова упаковка из пяти коробок, как и было. Понятно-то хоть вам, что я рассказываю?
— Понятно, продолжай. — Вот у вас какая профессия? — Скотник! — Что, такая и в справочнике есть? — Есть! Есть! Ты назём целый день вилами покидай, узнаешь, есть или нет. — Это вы вилами так накачались? — Не твое собачье дело. Говоришь, в нижних четырех коробках — наркота? Расскажи-ка дальше по порядку, что произошло? Наверху Бугай, видимо, ослабил хватку или совсем отпустил мужичонку, потому что снова половодьем понесся его рассказ: — После вашего позорного бегства, уважаемый Агамемнон, я совершенно спокойно взял торты с тротуара и свалил. А тут в меня клещами вцепились пацаны, да главное, сразу оба паршивца. Они, уважаемые, тоже видели ваш бег от милиции, бег Ахилла с Гектором, и захотели урвать свой кусок. Ну до чего хитры, бестии. Один из них, толстый, рассказывает мне, что он сынок «нового русского». А сам оттуда же, из вашей глухой области, я по говору вас, кондовых, узнаю. Вы, случайно, не из одной деревни? Но наглый, наглый какой, представляете, потащил меня к милиционеру. Мужичонка-бомж кипел негодованием и поэтому не мог связно и последовательно рассказать Бугаю с Хомутом, что же произошло после того, как они благоразумно бежали. Пришлось тем выслушивать всю его болтовню. — А если я попадусь с этими коробками милиционеру, где мне адвоката искать? Пришлось оставить их пацанам и свалить. Отбежал я и думаю, сейчас все утихомирится, я у них половину выпрошу, они ведь не знают, что там наркотики. Снова подхожу я к ним, а они уже доели один торт вдвоем, ну и аппетит, представляете? Я им, как солидный человек, снова предлагаю: «Дайте мне хоть один торт, одну коробку, мне много не надо. Вам же три останется». Я стоял внизу и слушал рассказ Кузьмы. Как же врет, собака, просил-то половину — два торта. И смолчал, не рассказал нам, что находится в коробках. А Кузьма продолжал обвинять нас во всех смертных грехах: — А эти паршивцы жадные оказались, особенно толстый. Во молодежь пошла. В наше время была другая. Толстый, нахал, снова потащил меня к менту и чуть не сдал. Я слышал, как Кузьма захохотал. — Толстый теперь сам сидит в джипе, под охраной мента, и не знает, как оттуда выбраться. — Понятно? А ваш прибор, я думаю, ребята упаковали в пустую коробку после того, как съели торт. — Почему ты думаешь, что прибор там? — Хомут задал вопрос Кузьме. — Почему я так думаю? Да потому что было пять тортов, один они съели при мне. Прикиньте своими сельскими головами, какой им был смысл увязывать пустую коробку с остальными? Никакого! Выкинули бы, и все. А они ее привязали к остальным четырем. |
