Кхарну было очень хорошо известно о покаянном символизме, необходимость в котором так часто ощущал брат, и он мог с легкостью представить, что Аргел Тал наденет этот саван вместо церемониального плаща вне зависимости от того, сработает ли это безумие. Кхарн собирался так или иначе положить этому конец. Одно дело символизм, и совсем иное — жутковатая одержимость. Часто казалось, что у Несущих Слово — даже наиболее трезво мыслящих — проблемы с отделением одного от другого.
— А что с полем Геллера? — спросил он. «Лекс» находился в варпе, и его защитный покров берег корпус от прикосновений Нерожденных, бьющихся в Море Душ.
— Поля Геллера оберегают металл и плоть, — ответил Аргел Тал. — Ничто не в силах полностью защитить человеческую душу.
Из ниоткуда начал дуть ветер. Сперва мягко, подергивая пергаменты, прикрепленные к доспехам Эреба и Аргела Тала, и загибая края свитков в руках у рабов. Датчик температуры на ретинальном дисплее Кхарна замерцал, показывая, что температура в помещении слишком низка для поддержания человеческой жизнедеятельности, затем второй раз пробился через помехи и сообщил, что вокруг жарче, чем на поверхности слабого солнца.
— Что они поют? — спросил Кхарн. Он практически свободно изъяснялся на колхидском, однако не мог разобрать ни единого слова, срывающегося с губ рабов.
Перед ответом Аргела Тала прошло несколько секунд.
— Имена, — произнес он скользящим голосом Раума. — Тысячи имен.
Гвозди Кхарна затикали, посылая вдоль позвоночника пляшущие болевые импульсы.
— Какие имена?
— Имена Нерожденных, — отозвался Раум. Его бархатистый голос балансировал между осторожностью и тревогой. — Имена демонов, примитивно переданные человеческим языком. Эреб привлекает к себе взгляды обитателей варпа, спрашивая их, не видели ли они дух Кирены.
— Видели?
— Ловили. Испепеляли. Свежевали. Распарывали. Пожирали.
Кхарн издал ворчание, наблюдая, как дующий из ниоткуда ветер треплет лохмотья рабов. Свечи отбрасывали скачущие тени существ с длинными конечностями, отсутствующих в помещении. Барабанный бой стал громче, словно сердце самого корабля колотилось о стены.
Пожиратель Миров уже тянулся к оружию, независимо от тщетности такого действия, когда первый из бормочущего хора умер.
Женщина в нищенской одежде разорвала пергамент, который держала в руках, и с воплем побежала к Кхарну. Ее глаза болезненно озарились откровением.
— Предатель! — выкрикнула она. — Кхарн-предатель! Кхарн-предатель!
Цепь у нее на горле туго натянулась, выбрав свободную длину. Сквозь бой барабанов раздался звук раскалывающегося древесного ствола, и женщина рухнула на пол, сломав себе шею.
У Кхарна закололо кожу под доспехом. Аргел Тал — или это был Раум? — повернулся и оглядел его. В глазных линзах Несущего Слово сталкивалась и сливалась воедино жидкая ртуть. Оба воина не произнесли ни слова. Барабанный бой усилился, став яростным и подражая дюжине сердец, бьющихся в противофазе.
На другом конце зала Эреб глядел на кости и только на кости. Кхарн видел, что губы капеллана двигаются, однако тот не читал с пергамента или страниц тома. Что бы это ни было, он действовал по наитию или по памяти.
Следующим стал неопрятный мужчина. Он издал серию омерзительных отрывистых воплей, раз за разом колотясь лицом об алтарь и забрызгивая бедренные кости Благословенной Леди темной внутричерепной кровью и мозговой тканью. Чтобы убить себя, ему понадобилось одиннадцать ударов. Нанеся последний, он задергался и осел на палубу.
Кхарн ощутил, как по его доспеху слабо скребут и царапают пальцы. Целеуказатели неуверенно пытались отследить полусформированные очертания существ, которых на самом деле здесь не было. |