Он знал, что благодаря своему воспитанию, не потерпел бы ни от одного землянина такого обращения, как от Таллиса. Но самому себе признавался, что этот чужестранец ему нравится.

Макмейн был поражён, осознав, что именно приязнь была причиной его скованности в отношениях с генералом. Проклятье! Считалось, что человеку не может нравиться его враг, в особенности если этот враг позволяет себе высказывания, оскорбляющие землян, которые можно стерпеть разве что от друга.

Тут Макмейн задумался, есть ли у него друзья? Он огляделся вокруг себя, едва замечая присутствующих в зале. Покопавшись в памяти, он вспомнил всех своих родственников и знакомых.

С огромным удивлением он обнаружил, что не очень бы огорчился, если бы все они вдруг умерли в эту же минуту. Он смутно помнил даже своих родителей, которых давно уже не было в живых. Он оплакал их, когда они оба погибли в авиакатастрофе, — ему тогда было всего лишь одиннадцать лет. Он понял, что нет на свете людей, потеря которых сильно бы расстроила его или лишила чувства безопасности, которое дают любимые.

А ещё он подумал, что смерть генерала Полана Таллиса оставила бы пустое место в его жизни.

Полковник Вандеусен продолжал разглагольствовать:

— Вот что я ему сказал. Я ему говорю, лейтенант, не раскачивай лодку, говорю я. Ты ещё малыш, ты же знаешь. У тебя равные с остальными права, сказал я, но если ты будешь раскачивать лодку, дела у тебя пойдут не так уж хорошо. Веди себя хорошо, сказал я, неси свою долю груза, выполняй аккуратно свою работу, относись к ней добросовестно, и у тебя всё будет в порядке. Когда я перейду в Генеральный Штаб, сказал я ему, возможно, ты будешь выполнять мои обязанности. Вот как здесь всё устроено, сказал я. Он хороший парень. Просто он ещё молокосос, вот и всё. Он научится работать. О’кей. Он ещё поднимется на верхушку, если будет должным образом ко всему относиться. Что ж, когда я был…

Но Макмейн не стал слушать дальше. Самое удивительное, он понял, что всё, сказанное Вандеусеном, было чистой правдой. Такой болван, как Вандеусен, будет просто подниматься по служебной лестнице до высших эшелонов власти, а его место займут такие же болваны. И никаких решающих перемен в status quo.

Керотийцы постепенно приближались к победе, но в образе жизни жителей Земли и её колоний ничего не изменилось. Большинство людей было не в состоянии понять, что происходит, а остальные боялись посмотреть правде в глаза, не признаваясь в этом даже себе. Не требовалось быть великим стратегом, чтобы понять, чем неизбежно закончится война.

В какой-то момент несколько веков тому назад земная цивилизация сделала неправильный поворот — на дорогу, которая вела в забвение.

В этот день полковник Себастиан Макмейн принял окончательное решение.

Побег

— Вы уверены, что поняли меня, Таллис? — спросил Макмейн по-керотийски.

Чужеземный генерал энергично кивнул.

— Прекрасно понял. Ваш керотийский не настолько плох, чтобы я не понял ваших инструкций. Но я всё ещё не понимаю, зачем вы делаете это. О, я знаю ваши доводы, но я совершенно в них не поверил. Однако я пойду за вами до конца. Самое плохое, что со мной может случиться — меня убьют, но я предпочитаю смерть при попытке к бегству ожиданию расстрела. Если же это ловушка и разновидность казни, в которой ваша раса воплотила своё представление о милосердии и предложила его мне, я принимаю приговор. Это лучше, чем умереть от голода или оказаться лицом к лицу с исполнителями приговора.

— Не будет никакого расстрела, — сказал Макмейн.