На конце троса находился тяжелый штопор, у которого не отключили автовкручивание. Едва не получив пробоину, амморена с обиженным видом отплыла метров на пять и стала наблюдать за моими попытками поймать трос.

— Простите, — извинялся Друмасена, — я в первый раз такими вещами занимаюсь.

Они все-таки отключили автовкручивание, меня зацепили и начали тащить. Поскольку точка подвеса находилась в стороне, то, как только я оказался над поверхностью, меня качнуло как маятник и ударило о твердый бок капсулы. Я снова сорвался в аммиак, — к счастью, здесь уже была отмель, и я не утонул. Со второго раза меня все-таки подняли.

— Ну и запах от тебя! — сказала Долорес.

— А вы в чем меня купали? В розовом масле?

— На биостанции, после шлюза, будет душ, — сказал Друмасена.

Мы опустили капсулу возле полукруглого, ребристого строения, примыкавшего к плоскому многоугольнику биостанции. Как я понял, это была большая шлюзовая камера. Если выяснится, что Клемм без скафандра, придется шлюзовать всю капсулу целиком.

— А как это выяснить? — спросил Друмасена.

— Открыть и посмотреть, — сказал Говард.

Мы посмотрели на него, мягко говоря, с недоумением. Он пояснил:

— Под броневой крышкой есть герметичный люк с прозрачным окошком.

— Откуда вы это знаете? — удивилась Долорес.

— На «Мшахте» я попросил ознакомить меня со спасательными средствами. Это стандартная процедура на любом корабле.

Долорес перевела взгляд на меня. Я сказал:

— Меня ознакомили с их моргом. Там уютно.

Для открытия внешнего люка мы использовали механический резак. Я посветил в квадратное окошко фонарем скафандра и впервые увидел Пауля Клемма. Сухопарый, истощенный мужчина лежал в кресле с закрытыми глазами. Лицо его было бледным, как у мертвеца.

Он был без скафандра, и нам пришлось провести сложную процедуру шлюзования всей капсулы целиком. Внутри шлюза, как только давление выровнялось, я снова взялся за резак и снял с петель внутренний люк. Максимально осторожно мы вытащили Клемма наружу и понесли в небольшой отсек, который был переоборудован в полевую операционную. Насколько я понял, разгерметизация, перегрузка и удар об воду практически убили Клемма. Повреждения были смертельны, но каким-то чудом в его слабом теле еще теплилась жизнь.

Когда Друмасена говорил о враче, он имел в виду себя. Он подключил к Клемму все устройства, способные продлить пациенту жизнь, но надеяться на выздоровление не советовал. Кроме него, на станции работали еще пять биологов и планетологов, и они помогали ему, чем могли.

С БПК-8997 сообщили, что высылают спускаемый модуль с комплектом полевого госпиталя и хирургом. Через час мы уже вносили оборудование в медицинский отсек. Еще через два часа физик пришел в сознание.

Лицо Клемма было страшно заострившимся и по-прежнему очень бледным. Говард нас представил.

— Мне мало осталось, да? — прохрипел Клемм.

— Мы не знаем, — отвечал Говард, — вероятно, выздоровление будет долгим.

— Все правильно, так и должно быть. Сначала я предал людей, а теперь я предаю своих близких. Это расплата, которую я заслужил. Моя жена и дочь остались у них.