|
— Он не по пути, — сказал Дойл. — Верно. Но если мы там шепнем пару слов для фей-крошек, они быстро разлетятся по округе. — Можно поговорить с Джильдой, феей — крестной матерью всего Лос-Анджелеса, — предложил Холод. — Нет. Она может никому не передать, а потом сказать, что я никого не предупредила из высокомерия. — Ты думаешь, она настолько тебя ненавидит, что ей не жаль своих сородичей? — удивился Холод. — Она правила в Лос-Анджелесе нашей диаспорой. Малые фейри приходили к ней на суд улаживать свои споры. А теперь они идут ко мне. — Ну, не все. — Хватает, чтобы она думала, будто я отбираю ее бизнес. — Нам ее бизнес даром не нужен, — сказал Дойл. — Она была когда-то человеком, Дойл, и потому очень подозрительна. — Сила у нее не человеческая, — поморщился Холод. Я посмотрела на него внимательней: — Тебе она не нравится? — А тебе? Я пожала плечами: — Мне тоже. — В умах и телах людей, прикоснувшихся к первозданной магии волшебной страны, всегда что-то меняется, и не обязательно к лучшему, — сказал Дойл. — Ей подарили желание, — припомнила я. — И она пожелала стать феей-крестной, потому что не знала, что их не бывает. — В Лос-Анджелесе она стала силой, с которой надо считаться, — заметил Дойл. — Ты собирал на нее досье, да? — Она разве что не в открытую тебе угрожает, если ты не прекратишь переманивать ее сторонников. Конечно, я изучал силу предполагаемого противника. — И что? — спросила я. — Ей стоит нас бояться, — сказал он тем своим прежним голосом, когда мне он казался не личностью, а только оружием. — Значит, остановимся у «Фаэля», а потом поговорим с Джильдой. Если мы ее предупредим, а она никому не скажет, то уже мы сможем обвинить ее, что ревность ей важнее, чем благо фейри. — Умно, — оценил Дойл. — Безжалостно, — сказал Холод. — Безжалостно было бы, если бы я при этом не стала бы предупреждать фей-крошек сама. Но я ничью жизнь не поставлю под угрозу ради чьих-то дурацких амбиций. — Для нее они не дурацкие, Мередит, — сказал Дойл. — Она к своей власти долго шла, и большего ей не добиться. Чтобы удержать завоеванные позиции, на что только не идут. — Она для нас опасна? — В прямом столкновении — нет. Но вредить можно исподтишка, а у нее есть подручные, преданные ей и ненавидящие сидхе. — Тогда надо за ними приглядывать. — Мы так и делаем. — Вы за кем-то шпионите, не говоря мне? — Конечно. — А что, меня ставить в известность не надо? — Зачем? Я глянула на Холода: — Ты ему можешь объяснить, почему мне нужно знать такие вещи? — Я думаю, он ведет себя по отношению к тебе так, как того хотели бы большинство правителей, — сказал Холод. — Как это? — В переговорах между монархами очень ценится возможность отрицать что-то с чистой совестью, — объяснил он. — Ты Джильду расцениваешь как монарха? — удивилась я. — Она себя так расценивает, — сказал Дойл. — Не стоит отбирать у карманных корольков их короны — до тех пор, пока они нам не понадобятся. А тогда отобрать вместе с головой. — На дворе двадцать первый век, Дойл. Нельзя жить как в десятом столетии. |
