— А у меня другое мнение, Пьер! Вспомни, сколько огорчений она доставляла нам, когда была еще ребенком.

— Какие огорчения?..

— Но Пьер… дома… в школе. Ее взбалмошность, грубость, строптивость! Она же сбежала из Сент-Коломбе, когда ей было одиннадцать лет!

— Но это же несерьезно!

— Да, Пьер! Элизабет всегда жила так, как ей подсказывал ее инстинкт. Снег, цветы, животные — все, что ей нравилось, она любила чрезмерно. Она неспособна контролировать свое поведение, неспособна устоять ни перед каким соблазном. С таким характером она была уготована для самых худших катастроф. Я никогда ей не прощу обиду, которую она нанесла Патрису! А эта бедняжка мадам Монастье! Она плакала в трубку! Такие замечательные, такие чистые люди! Разве они заслужили это?! Ах, если бы она сейчас была бы здесь, я бы выплеснула ей свое презрение прямо в лицо!

— Амелия, успокойся, дорогая, прошу тебя! — сказал Пьер умоляюще, взяв жену за руку.

Она резко вырвала руку.

— Теперь я понимаю, почему она не писала нам целых две недели! Мы должны разыскать ее, Пьер!

— Да, — ответил Пьер. — Но как?

— Сегодня вечером я поеду в Париж.

— И что это даст?

— Не знаю. Попытаюсь увидеться с Монастье.

— Примут ли они тебя?

— Буду настаивать, умолять. Мне надо знать подробности. По телефону невозможно…

— А если, пока ты будешь там, она вдруг объявиться в Межеве?

— У нее никогда не хватит смелости встретиться с нами здесь после того, что она натворила!

Пьер подумал с минуту, нахмурив лоб, потом вдруг воскликнул:

— Слушай, Амелия! У меня идея! Надо позвонить Дени. Элизабет может быть у него.

Амелия пожала плечами:

— Полно, Пьер! Подумай хорошенько! Ведь она уехала не одна! Она с мужчиной…

— Это она так написала в своем письме Патрису. Но ничто не доказывает, что это обстоит именно так. Кто бы поручился, что она не придумала эту историю просто так, в момент гнева, после ссоры?

— Бедный мой Пьер, — вздохнула Амелия. — Ты так стараешься выгородить свою дочь. Ты не хочешь признать того, что она оказалась способной на такую подлость. Но факты — вещь упрямая. Она разъезжает со своим любовником! И ей совершенно наплевать на то, что нам стыдно за ее поведение!

— Ладно, — ответил Пьер, — допустим, что ты права. Но я все равно не хочу, чтобы ты ехала в Париж. Если и будут какие-то новости от Элизабет, то мы их получим именно здесь.

— Вот уже ровно два дня как она покинула свою семью!

— Вот именно! Дай ей время опомниться, подумать хорошенько. Сезон здесь закончился. Наши последние клиенты уезжают послезавтра. Добавь дней десять на уборку и закрытие. Если через десять дней не будет никаких известий, то, согласен, мы уедем в Париж. Но ехать раньше было бы глупо, поверь мне!

— И ты воображаешь себе, что я смогу прожить эти десять дней в полной неопределенности?

— Речь не идет о десяти днях неопределенности. Я уверен, что в скором времени все разрешится. Я не знаю, что произошло между ней и ее мужем, знаю только, что наша дочь не может быть очень плохим человеком. Пойду, позвоню Цени.

— Как хочешь.

Пьер снял трубку и попросил связи. Пока он дожидался, когда его соединят, Амелия нервно ходила по холлу. Вошла хромая Камилла Бушелотт, совершенно подавленная, желая поговорить с мадам по срочному вопросу.