Только вернувшись домой, он увидел свое отражение в зеркале. Когда ему помогли подняться по ступенькам и войти в дом, Рори прямиком направился к каминной полке. И хотя Рут попыталась удержать его, он мягко отстранил ее, наклонился вперед и посмотрел на свое лицо в продолговатом, испещренном крапинками зеркале. Нос остался прямым, но глаза выглядели так, словно они находились во впадинах, заплывших жиром. Волосы над левым ухом были сострижены почти наголо, до самого уха тянулся длинный, неровный шрам.

— Не волнуйся, с лицом все будет в порядке.

Рори повернулся, посмотрел на Рут, но ничего не сказал, а она продолжила:

— Мы приготовили тебе постель внизу, ты еще не сможешь подниматься и спускаться по лестнице. А мы будем спать наверху.

Рори медленно, словно старик, произнес:

— Я смогу подниматься по лестнице.

— Нет, мы уже все устроили, — возразила Рут. — И не волнуйся. Лучше сядь. — Она подвела Рори к деревянному стулу с высокой спинкой, и тот, опустившись на стул, почувствовал облегчение, потому что ноги еще плохо держали его.

— Я смогу подниматься по лестнице, — повторил Рори. Говоря это, он смотрел на Лиззи, которая удалилась в кладовку, словно прочитала его мысли. Он не желал спать с ней в одной комнате, хотя ее кровать и была отгорожена занавесками. Рори ничего не мог поделать со своими чувствами по отношению к Лиззи. Он понимал, что последние недели она ухаживала за ним, приходила в больницу каждый день, а он не сказал ей ни единого доброго слова даже тогда, когда смог говорить, все равно не сказал. Странно, но Рори никак не мог простить Лиззи то, что его матерью оказалась не Рут, которую он всегда считал родной матерью.

Никто ни разу не упомянул о Джоне Джордже, никто ни разу даже не назвал его имени, но тот факт, что Джон Джордж ни разу не появился в больнице, говорил сам за себя. Значит, с ним что-то случилось. Рори предполагал, что могло случиться, на самом деле даже твердо знал это. И еще знал, что ничем не станет помогать ему. Потому что не может. Господи, он просто не может.

— Вот, выпей. — Лиззи протянула Рори чашку с чаем. Он взял ее, не глядя на Лиззи, и буркнул:

— Спасибо.

— Старый Кин поступил очень благородно, прислав за тобой кеб. Оказывается, не такой уж он плохой, как о нем говорят. И дочь его приходила в больницу. Господи, какая же она невзрачная. Одета хорошо, но совсем некрасивая. Но старик, видимо, ценит тебя.

— Ох! — От этих слов Лиззи голова Рори слегка дернулась, но даже это движение вызвало у него боль. Он прижал ладонь к шее и несколько раз медленно повернул голову из стороны в сторону. А Лиззи тем временем продолжила:

— Конечно, ты знаешь его лучше, чем я, но поступки говорят сами за себя.

Когда Лиззи забрала у Рори пустую чашку, чтобы вновь наполнить ее, Рут, шуровавшая кочергой в камине, сказала:

— Я сейчас займусь обедом. — Она повернулась и посмотрела на Рори. — Как хорошо, что ты снова дома. Теперь мы сможем вернуться к нормальной жизни.

Рори кивнул и робко улыбнулся Рут, но ничего не сказал. Странно, последние недели его так тянуло домой, подальше от выкрашенных в холодный цвет больничных стен, подальше от клинической стерильности, но сейчас, глядя на кухню, которую Рори всегда считал большой, он подумал, что на самом деле она маленькая и тесная.