— Не надо, Адем. Ну, хотя бы теперь не надо!
— Когда же?
— Вот переедем в другой дом, тогда…
— Сегодня самое подходящее время. Сына он выгнал? И не знает, что я здесь. Мальчишка мог забраться ночью в дом и ограбить отца. Ведь он говорил, что отомстит вам!
— А через пару месяцев мы с тобой укатим отсюда. На своем автомобиле!
— Старику уже за пятьдесят. Какая ему разница? Что в тюрьме, что на воле. А мы?.. Так как?
— Я спрячусь. Ты устрой все как надо, уложи спать дурака, а потом…
— Я уйду потихоньку. Кто узнает, что я был здесь? Старик много задолжал мяснику и бакалейщику. И вдруг расплатился! Каждый вечер берет вино, мясо… Ну, конечно, казенные деньги тратит. А там какая разница: несколько сотен или несколько тысяч?
— Это так, — пробормотала Шехназ.
— Конечно, так. Не будем терять времени. Иди вниз, уведи его в комнату и закрой дверь, а я улизну.
Шехназ спустилась на кухню, остановилась в дверях чуланчика. В темноте ничего не было видно. Когда глаза привыкли, она подошла к Ихсану-эфенди, обняла его.
— Что ты здесь делаешь?
Старик всхлипнул.
— Ты как ребенок, Ихсан-эфенди. Клянусь аллахом, как ребенок. Ну зачем тогда ты его прогнал? И потом — куда он денется? Завтра найдешь!
Ихсан-эфенди встал, прижался к ней.
— Ты меня осуждаешь, Шехназ? Да? Но что я могу сделать? У меня душа извелась. Ты еще не знаешь, золотко, что такое любовь к детям! Все внутри у меня горит, я готов убить себя.
Шехназ коснулась губами его морщинистой щеки.
— Ну успокойся, пойдем наверх.
Ихсан-эфенди не слышал.
— Я видел его во сне… Всего в крови… Мой мальчик, мой Джевдет!..
— Тебе вредно так волноваться. Смотри, заболеешь.
— А что будет? Что будет, Шехназ? Если и умру, что тут страшного? Хоть избавлюсь от прозвища «рогоносец»!
Шехназ вздрогнула.
— Ты что, Ихсан-эфенди?
— Ты слышала, о чем говорят в квартале?
— Пусть у них глаза полопаются! Ты этому веришь?
— Нет, детка, не верю. Я не сомневаюсь в твоей чистоте, но…
— Что?
— Недаром говорят: «Грех не беда, да молва не хороша».
— А ты не слушай. Пойдем; пойдем спать…
Буря усилилась, порывы ветра сотрясали дом.
Адем на четвереньках пробрался через переднюю, тихо спустился по лестнице и выскользнул на улицу.
11
Джевдет проснулся. Кости спал рядом, примостившись на краю тахты.
Джевдет вздохнул. Как он просил Джеврие ничего не говорить Кости! И все-таки не послушалась, проболталась! «Пойдем сегодня к нам, — предложил тогда Кости, — мать тебя хочет видеть!»
Он знал, что не вернется домой. Где будет жить? Ему безразлично. В крайнем случае пристроится в «Перили Конаке». Джиннов и ведьм, скорпионов и сороконожек он не боится. Раньше один поднимался на верхний этаж, куда никто не ходил. Ребята, даже Эрол и Айла, удивлялись его храбрости.
Всю ночь свирепствовала буря. Джевдет прислушивался к завыванию ветра. Ах, как страшно гудит и стонет теперь огромный «Перили Конак»!
Он долго не мог уснуть, но не потому, что боялся. Он думал об отце, мачехе, шофере Адеме и представлял, как отомстит им, когда станет Храбрым Томсоном. А когда сон одолел его, он услышал голос матери: «Как бы то ни было, он твой отец. Ты не можешь идти наперекор его воле. Не должен был уходить из дому…»
И все же он поступил правильно. |