«Нет, не говорил ничего, только сказал, что со¬жительница была переодета мужчиною», заявил мне еврей.

Этого обстоятельства мне было совершенно доста¬точно, чтобы добиться сознания одной хотя Таньки. Когда я вызвал Таньку для допроса и, сказав ей о том, что Яковенко сознался в убийстве кучера, указав, что она была одета мужчиною, обвиняемая, после неко-торой паузы, рассказала подробно, при каких обстоя¬тельствах совершено было убийство:

«Шли мы втроем из Тирасполя в Одессу; пройдя верст восемь, нас нагнал порожный шарабан. Това¬рищ Марка   Максим попросил кучера подвезти нас. Кучер согласился; мы заняли места сзади кучера, где вообще садятся господа; не проехав и версты, как Мак¬сим, имевший при себе револьвер, нанес удар по за¬тылку кучеру, от которого последний свалился с ко¬зел в левую сторону экипажа. Марк, сняв с себя ре¬мень и затянув им шею кучера, стащил его при по¬мощи Максима с шарабана и бросил в канаву. Я силь¬но испугалась. Марк, взяв вожжи, погнал лошадей. Я действительно была переодета в костюм Марка».

Остальным обвиняемым не оставалось ничего бо¬лее, как повиниться в преступлении. Задержанный Максим оказался старым конокрадом, фамилия его Григорьев. Все обвиняемые присуждены на 12 лет к каторжным работам. Потерпевший, земский началь¬ник, получил обратно все похищенное.

XII

Подделыватели печатей и фальшивых паспор¬тов («ксива») и сбытчики их. Беглые из раз¬ных мест заключений и ссылок, а также такие преступники, которые разыскиваются судом или полицией, беглые солдаты дезертиры, уклонившиеся от исполнения воинской повинности и вообще лица, лишенные прав, желая скрыть свое прошлое, приоб¬ретают подложный документ, назвавшись вымыш¬ленной фамилией. Будучи задерживаемы за преступ¬ление, они судятся как за первое совершенное пре¬ступное деяние и тем скрывают свои старые грешки. Если личность задержанного покажется полиции сом¬нительной, то она проверяет его документ, высылая фотографическую карточку задержанного вместе с паспортом в места приписок и тогда только устанав¬ливается подложность документа.

Однажды мне попался в руки билет, выданный Ольвиопольским мещанским старостою на имя Файн  штейна, явленный из дома Родоконаки. Осмотрев этот документ, я по характеру почерка пришел к заключе¬нию, что подписи писаря и старосты написаны одною рукою, только подпись старосты искаженным почер¬ком. Взяв этот документ, я отправился в квартиру Файнштейна, жившего в нижнем этаже. Придя к нему, я спросил находившегося там еврея, могу ли я видеть г. Файнштейна.

«Это я, что вам угодно?» отвечает еврей.

«Как, вы Файнштейн? Я ведь знаю вас более 10 ти лет за г. Гольдфайна», возразил я ему. Он предполагал, что, не видя его лет 7, я его не узнал. Гольдфайн от¬пустил бороду, тогда как ранее никогда ее не носил.

«Расскажите мне, при каких обстоятельствах вами приобретен подложный документ и кто его написал; я, с своей стороны, постараюсь поддержать вас и все меры приму к тому, чтобы вы понесли ничтожное на¬казание по суду за проживательство по чужому виду (977 ст. ул.), не свыше 3 4 дней ареста», сказал я Гольдфайну.

«Отлично! дайте мне слово, что вы выгородите ме¬ня и я устрою так, что тот самый писец, который мне написал документ, напишет и вам».

Гольдфайна я пригласил с собою, чтобы переодеть¬ся и взять одного молодца городового и затем прис¬тупить к сеансу.

Я и городовой Ладыженский переоделись крестья¬нами и отправились с Гольдфайном в его квартиру, последний послал жену свою за писателем, а мы в это время стали обсуждать план наших действий.

Около 11 часов утра в квартиру Гольдфайна появ¬ляется еврей, которого хозяин квартиры знакомит с нами. Еврей спрашивает меня, чем он может быть полезным.