Еврей спрашивает меня, чем он может быть полезным. В ответ на это я, указывая на Ладыжен¬ского, говорю ему, что мы товарищи, приехали в г. Одессу из Нерчинска, куда были сосланы в каторж¬ные работы за святотатство и оттуда бежали, не имея никакого письменного вида; мы, будучи знакомы с Файнштейном, просили его указать нам такого чело¬века, который мог бы снабдить нас фальшивым доку¬ментом.
«Хорошо! документы будут такие, что можете сме¬ло заявить их в полицию, как г. Файнштейн; за каж¬дый документ придется вам уплатить по 25 рублей».
«Это немного дорого для нас, мы за два документа согласны дать вам 25 руб.».
Долго раздумывал еврей; наконец, согласился на¬писать за 30 руб. Затем, обращаясь к жене хозяина, просил ее съездить в казначейство и купить два гер¬бовых листа бумаги по 60 коп. лист.
«Теперь я схожу за печатью, которая у меня хра¬нится за большим вокзалом, на Лагерной улице, а вы, г. Файнштейн, приготовьте закусочку и немного креп¬кой водки», сказал еврей и вышел из квартиры.
Наскоро переменившись с Ладыженским пальто, я выскочил через окно на улицу и издали стал следить за евреем. Оказывается, что он пошел в совершенно противоположную от большого вокзала сторону, на¬правляясь к Екатерининской улице; по пути несколь¬ко раз останавливался и оглядывался; вошел он в дом № 100 по Екатерининской ул. в квартиру, помещаю¬щуюся против ворот.
Убедившись в месте нахождения печати, я, сев на извозчика, подъехал к квартире Гольдфайна, где вновь обменялся с Ладыженским пальто. Пришлось ожидать писателя более часа; наконец, является он и извиняет¬ся за задержку, говоря, что пришлось идти к большо¬му вокзалу пешком (суббота, еврейским законом вос¬прещается езда).
«Прежде чем приступить к работе, нужно подкре¬питься», сказал еврей, наливая большую рюмку вод¬ки и выпив ее.
Гербовая бумага лежала уже на столе. Закусив и выпив еще две рюмки водки, еврей начал писать.
Я лично никаких спиртных напитков никогда не употреблял; это я считаю небольшим недостатком сыскного агента, но я свою рюмку незаметно под¬ставлял Ладыженскому, который выручал меня в этом отношении.
Еврей, обращаясь ко мне, спрашивает, кому пер¬вому начать писать документ; я ответил, что для меня безразлично: «Пишите товарищу».
В виде предисловия, еврей знакомит нас с г. Ови диополем, разъясняя, какой губернии и уезда этот го¬род и какой уезд в соседстве с ним. Спросив Ладыжен¬ского, на чье имя желает он иметь паспорт и сколько ему лет, приступает к делу.
Ладыженский просил написать документ на имя, якобы, его товарища, кр. Киевск. губ. Филиппа Лады¬женского, назвав свою настоящую фамилию и имя.
Еврей делает надпись «Билет» и засим выполняет весь текст годового паспорта, наверху паспорта делает надпись, что «за неимением паспортного бланка, би¬лет пишется на гербовой бумаге». Окончив текст, год и число выдачи билета, еврей, взяв перо в левую руку, подписывает фамилию старосты, говоря, что старос¬ты малограмотны, а затем правою рукою делает под¬пись писаря.
Вынув из кармана жестяную коробку, где помеща¬лась печать, он заявляет, что перед таким тяжелым делом, как приложение казенной печати, нужно вы¬пить и тут же, выпивая рюмку водки, прикладывает печать и вручает билет Ладыженскому с пожеланием наилучшего.
Для меня было совершенно достаточно одного под¬ложного паспорта и поддельной печати Ольвиополь скаго мещанского старосты и, открыв писателю, кто я, потребовал назвать его фамилию и указать кварти¬ру, где хранилась печать, отобранная у него.
Еврей, в страшном испуге, назвался Гатовым и зая¬вил, что печать была закопана в земле, возле б. вок¬зала.
«Нет, друг мой! я перехитрил вас, поедем со мною и я вам укажу, где хранилась печать», заявил я Гатову. |