Чалый, гневно фыркая, потянул вверх по крутой осыпи, проламывая копытами подмерзшую корку.
За ущельем потянулось небольшое плато. Было холодно, ветер поддувал колюче и знобко, на скалах и россыпях камней лежали шапки первого снега. А поперек плато неслась река, ревущая и бурная, воды ее, цвета кофе с молоком, кипели, выметывая брызги на три метра.
– Форсируем! – крикнул Тиндарид.
Лошади без охоты вошли в воду, и тут же возле их боков вздулись буруны. Ноги Лобанову будто кто в морозилку сунул – кофе-то со льдом, оказывается! Гнедой почти лег на бок, сопротивляясь течению. Дно стало мелеть, и бурун опал. И вдруг – яма! Коня под Лобановым повалило, вода перехлестнула через холку. Гнедок поплыл, заныривая.
– Держись! – донесся вопль.
Гефестай проскакал по берегу и влетел в воду наперерез беспомощно влачащемуся гнедку. Поймав конька за повод-чомбур и хлеща камчой буланого, Ярнаев потащил утопающих к берегу.
– Как водичка? – хрипло спросил он.
– Как кипятком ошпарили!.. – выдохнул Лобанов. Его трясло от холода.
Оглянувшись на другой берег, он увидел мстителей, крутящихся в мелкой воде.
– Дальше не проедем! – крикнул Тиндарид. – Никаких шансов!
– А как? – беспонятливо спросил Эдик.
– Ножками, ножками!
Лобанов спрыгнул с коня, чувствуя, как деревенеет на холоде ткань.
– Пошли!
Поминутно оглядываясь, четверка поспешила к узкому проходу в скалах. А за проходом друзьям открылось куда более величественное зрелище – ледник. По обе стороны застывшей ледовой реки возвышались зубчатые хребты, ледяной панцирь стекал между пиков сине-зелеными застывшими водопадами и соединялся в полосатый скат. Куда ни глянь, все перегорожено ледяными стенами, пильчатыми гребнями, фирнами, отовсюду торчат карнизы и балконы изо льда. Подавляющая красота!
По голубому телу ледника текли ручьи, оканчиваясь воронками. Вода в них засасывалась со свистом, кружась и шипя, а рядом открывались трещины с острыми, как ножи, краями. Стеклянно-гладкие стенки круто уходили в черно-синюю глубину.
– Нам туда! – показал Тиндарид на пологий солнечный склон, где бурела полоса лугов с круговинами стелющегося арчовника. Лобанов лишь плечами пожал. Туда так туда…
Склон с сухой порослью выровнялся и простелился плоским уступом у подножия крутого скалистого пика. На коричнево-желтом фоне сухой травы ярко зеленел плоский домик метеостанции, поднятый на сваях. Рядом торчал шест антенны на растяжках, стояли щелястые ящики с приборами.
– Нам не на саму станцию… – сипло проговорил Ярнаев, сходя с протоптанной тропы.
– Как себя чувствуешь? – нахмурился Лобанов.
– Нормально… – просипел Гефестай. – «Горняшка» донимает… Хоть и не вертикальный предел, а все-таки почти пять кэмэ… Вот!
Ярнаев остановился и указал на скалистую стену, вздыбленную в темно-синее небо.
– Что? – не понял Эдик.
– Пещера!
– Где?
Искандер с Гефестаем провели друзей к хитрому входу в грот – каменные стены перекрывались, заходя одна за другую, и различить черное зияние было непросто.
– Заходите!
Пещера была высокой, по сторонам сосульками и бахромой свешивались сталактиты, а с пола, как сталагмит, поднимался мутный конус льда – из щели наверху капала вода и бил различимый луч света, рассеивая вечный пещерный мрак. Грот расширялся, уходя в гору, а в глубине подземного зала отсвечивала стена, сложенная из обтесанных камней.
– Это чего? – озадачился Эдик. |