7

Джавада Хомутов больше не видел. Гареев распорядился поместить переводчика в отдельном кабинете, и Хомутов быстро сообразил, для чего это сделано: Джавада пытали, и Гареев не хотел, чтобы Хомутов при этом присутствовал. Человек из другого ведомства, вернется в городок, начнет болтать о том, что видел в Мергеши. Когда понадобится — вызовут.

Однако с Джавадом ничего не выходило, это Хомутов видел по Гарееву. Тот время от времени заходил в кабинет мрачный, отрывисто бросал переводчику:

— Переведи им…

Разговор всякий раз был один и тот же. Следователь разводил руками, его усатое лицо казалось скорбным, полковник же требовал еще и еще поднажать. Тот в ответ кивал, и они с Гареевым удалялись, снова оставляя Хомутова в одиночестве.

Когда за окном уже начало темнеть, появился раздосадованный Гареев, бросил отрывисто:

— Едем ночевать! Пусть сами возятся.

По его лицу было видно, что он безмерно утомлен.

Везли их через весь Мергеши — плоский, утопающий в красной пыли городок. Хомутов опустошенно смотрел в окно. Однако и денек выдался! Он с удовольствием надрался бы сейчас до свинячьего визгу, если бы был у себя в посольском городке, а не здесь. Машина остановилась где-то на окраине. За высоким забором под деревьями прятался небольшой белый дом. Было сумрачно и прохладно.

— Здесь вы сможете отдохнуть, — сказал провожатый, отворив дверь и щелкнув выключателем.

В доме почти не было мебели. Невысокий круглый столик, холодильник, телевизор в углу. Пол устлан коврами.

— Спальня в соседнем помещении, — добавил провожатый. — Там есть кровати. Туалет и душ — за этой дверью.

Хомутов его почти не слушал, очарованный видом холодильника — только сейчас он вспомнил, что не ел с самого утра. Джебраец перехватил его взгляд.

— Сейчас вас накормят, я распорядился.

Он подошел к холодильнику, распахнул дверцу:

— Это все в вашем распоряжении.

Гареев хмыкнул, разглядев содержимое. Холодильник был под завязку набит спиртным.

Дверь бесшумно отворилась, и угрюмый молодой джебраец внес в комнату огромный поднос, уставленный дымящимися блюдами, водрузил его на столик и так же бесшумно исчез.

— Садись с нами, — предложил полковник провожатому.

Хомутов перевел.

— Благодарю. Работа.

— Ну, ступай, — махнул Гареев, и когда джебраец вышел, прикрыв за собой дверь, насмешливо буркнул: — Работа у него, видите ли! Врет, подлец. Боится, как бы не вышло чего.

Он склонился над подносом, вдохнул ароматный пар.

— Недурно! А, Хомутов? Ты чего стоишь истуканом? Мой руки, садись.

Когда Хомутов вернулся в комнату, Гареев уже восседал перед столиком, скрестив ноги, и разливал виски из бутылки темного стекла.

— Давай-давай, — сказал полковник. — Расслабимся немного…

Выпили торопливо и тут же налили по второй. Хомутов смотрел на руку полковника, крепкую, с голубоватой сеткой вен. Он боялся Гареева настолько, что не смел посмотреть ему в глаза.

— Ты чего смурной? — спросил Гареев, но неприязни в его голосе Хомутов не уловил. Виски начинало действовать, и напряжение дня уходило.

— Да нет, все нормально, — сказал Хомутов торопливо. Ему сейчас хотелось одного — оказаться в посольском городке, и чтобы Люда была рядом.

— Ты как переводчиком-то стал? — спросил вдруг Гареев.

— Институт закончил, сначала преподавал в школе, потом в университете. Предложили поработать за границей на нефтепромыслах.