|
Вы должны поработать с ним, прежде чем пустите его в комбинацию... - В какую именно? - Перебросьте его в Швейцарию. Что ему там делать? Скажу позже, дам имя человека, на которого его надо будет вывести. Цель? Наше желание спасти от фанатиков тех несчастных евреев, которые обречены на уничтожение в концентрационных лагерях. - Во-первых, я пока не знаю, с кем мне предстоит заниматься, бригадефюрер. Во-вторых, я не представляю, к чему мне готовить этого человека, допусти мы, что у Эйхмана есть нужный нам персонаж: Шелленберг снова закурил, вопрос Штирлица словно бы не слышал, продолжал свое: - А второго человека зовут Дагмар Фрайтаг. - Шелленберг подвинул Штирлицу папку. - Ознакомьтесь у себя в кабинете, только потом вернете мне. Это - невероятная женщина: во-первых, красива, во-вторых, талантлива. Ее мать шведка. Вы должны будете в течение трех - пяти дней - не более того - перебросить ее в Стокгольм, проработав методы и формы связи. В Стокгольме она - как доктор филологии, специалист по скандинавским рунам - будет обязана не столько заниматься изысканиями германо-скандинавской общности в Королевской библиотеке, сколько подходом к семье графа Бернадота. Ясно? Я начинаю тур вальса с графом, Штирлиц. Мюллер намекнул, что ваше имя известно партайгеноссе Борману, вы ведь встречались с советником нашего посольства в Берне, который отвечает за дела партии, не так ли? Видимо, Борман именно поэтому заинтересовался вами, следовательно, вы гарантированы - на какое-то время - от любого рода неожиданностей со стороны Кальтенбруннера или того же Мюллера. Но если рейхсляйтер Борман узнает о Бернадоте так, что это нанесет ущерб моему делу, я пристрелю вас сам, здесь, в этом кабинете, вы понимаете меня? - Я понимаю, что зажат в угол, бригадефюрер. Я допускаю, что за каждым моим шагом следят, я чувствую, что в каждом моем слове ищут неправду. Что ж, так даже интереснее жить. Но убивать меня -даже в этом кабинете - неразумно, и обернется это против вас страшным, непоправимым ударом. Разрешите идти? Глаза Шелленберга замерли, что-то больное, тяжелое возникло в них; спросил он тем не менее усмешливо и добродушно: - Вы сошли с ума? - Я не Свифт, бригадефюрер. Я гарантирован, как и все мы, смертью, но только не от умопомешательства. - Извольте объяснить, что вы имели в виду, когда пугали меня! - Нет, я не буду этого делать. - Как вы смеете, Шти... - Смею! - Штирлиц, оборвав Шелленберга, поднялся. - Все кончено, бригадефюрер. Все. Нет начальников, нет подчиненных. Есть умные люди и есть дурни. Есть люди знающие, а есть люди темные. Поражение раздевает общество, обнажает хорошее и дурное, никаких поблажек; только правда; выживут те, кто имеет голову на плечах, кто знает и помнит. |
