Такъ какъ мы имѣемъ право заглядывать на письменный столъ Филиппа и читать его письма, относящіяся къ его исторіи, я прошу позволенія представить документъ, написанный его достойнымъ отцомъ, когда тотъ получилъ извѣстіе о ссорѣ, описанной въ послѣдней главѣ этихъ мемуаровъ.

Нью-Йоркъ сентября 27-го.

„Любезный Филиппъ, я получилъ извѣстія, заключающіяся въ твоемъ послѣднемъ добромъ и любящемъ письмѣ не совсѣмъ съ полнымъ удовольствіемъ; но, ахъ! какое удовольствіе въ жизни не имѣетъ своего amori aliquid! Мнѣ пріятно думать, что ты веселъ, трудолюбивъ и зарабатываешь кое-что, но не могу сказать, чтобы намѣреніе твое жениться на бѣдной дѣвушкѣ доставило мнѣ искреннее удовольствіе. Съ твоей красивой наружностью, прекраснымъ обращеніемъ, дарованіями, ты могъ надѣяться составить лучшую партію, нежели съ дочерью офицера на половинномъ жалованьи. Но безполезно составлять предположенія о томъ, что могло бы случиться. Почти всѣ мы купли въ рукахъ судьбы. Нами управляетъ власть сильнѣе насъ. Она лишила меня, шестидесяти лѣтъ отъ рода, достатка, всеобщаго уваженія, высокаго положенія въ обществѣ и довела до бѣдности и изгнанія. Пусть будетъ такъ! laudo manentem, какъ меня учитъ мой восхитительный старый другъ и философъ — si celeres quatit pennas — ты знаешь остальные. Какова бы ни была наша судьба, я надѣюсь, что Филиппъ и его отецъ перенесутъ её съ мужествомъ джентльмэновъ.

„Въ газетахъ было сообщено о смерти дяди твоей бѣдной матери, лорда Рингуда, и я всё ласкалъ себя надеждою, что онъ оставитъ что-нибудь на намять внуку своего брата — онъ не оставилъ. Ты пишешь probam pauperiem sine dote. У тебя есть мужество, здоровье, силы и дарованія. Я въ твои лѣта находился въ болѣе стеснённомъ положеніи. Мой отецъ не былъ такъ снисходителенъ, какъ, я надѣюсь и полагаюсь, былъ твой. Изъ долговъ и зависимости я пробился до высокаго положенія своими собственными усиліями. Правда, послѣ буря нагнала меня и поглотила. Но я похожъ на купца моего любимаго поэта: я еще надѣюсь — да, въ 63 года! надѣюсь возвратить моему милому сыну то состояніе, которое должно бы принадлежать ему и которое поглощено моимъ кораблекрушеніемъ.

Я согласенъ съ тобою, что ты счастливо отдѣлался отъ Агнесы Туисденъ и меня очень забавляетъ твой разсказъ о ея мирномъ innamorato! Между нами будь сказано, пристрастіе Туисденовъ къ деньгамъ доходило до низости. И хотя я всегда принималъ Туисдена въ милой Старой Паррской улицѣ, какъ, я надѣюсь, приличествовало джентльмэну, его общество было нестерпимо скучно для меня и его пошлая болтовня противна. Сынъ его также былъ не по моему вкусу. Право, я искренно порадовался когда узналъ, что ты разошолся съ этимъ семействомъ, зная ихъ жадность въ деньгамъ и что они искали твоего богатства, а не тебя, для Агнесы.

Ты порадуешься, узнавъ, что я имѣю здѣсь довольно значительную практику. Моя репутація опередила меня здѣсь. На мое сочиненіи «О Подагрѣ» было обращено благопріятное вниманіе здѣсь, и въ Филадельфіи, и въ Бостонѣ учоными журналами этихъ большихъ городовъ. Люди гораздо великодушнѣе и сострадательнѣе къ несчастью здѣсь, нежели на нашемъ холодномъ острову. Я могу назвать нѣсколькихъ джентльмэновъ въ Нью-Йоркѣ, которые претерпѣли крушеніе, также какъ и я, а теперь богаты и счастливы. Мнѣ посчастливилось вылечить полковника Фогля, и полковникъ, лицо значительное здѣсь, не показалъ себя неблагодарнымъ.