Мы входимъ въ комнату перваго этажа, гдѣ среднее окно сдѣлано выше прочихъ, чтобы пропускать свѣтъ сверху, и подъ этимъ свѣтлымъ лучомъ мы усматриваемъ голову нашего стараго друга, мистера Джона Джэмса Ридли, академика. Время нѣсколько поубавило его густыя кудри и преждевременно усеребрило его голову. Лицо его поблѣднѣло; пылкая, чувствительная рука, держащая кисть и палитру, очень худа; глаза обведены линіями нездоровья, а можетъ быть и заботъ, но глаза свѣтлы попрежнему; а когда они глядятъ на полотно, на модель, которую онъ переводитъ на него, они чисты, проницательны и счастливы. У него очень пріятный голосъ для пѣнія; онъ распѣваетъ за работой, или свиститъ, улыбаясь. Онъ заставляетъ свою руку совершать маленькіе подвиги искусства и улыбается съ ребяческимъ удовольствіемъ своей безпримѣрной быстротѣ въ работѣ. Я видѣлъ какъ онъ нарисовалъ въ одной изъ своихъ картинъ великолѣпную серебряную фляжку съ старой оловянной горчичницы; видѣлъ какъ онъ писалъ шерсть животнаго, складки и цвѣты на парчѣ и тому подобное, съ полнымъ удовольствіемъ, удовольствіемъ, продолжавшимся съ утра до вечера, и въ это время онъ быль такъ занятъ своею работою, что не находилъ времени съѣсть сухарь или выпитъ стаканъ воды, приготовленные для его умѣреннаго завтрака. Онъ съ жадностью пользовался послѣднею минутою свѣта и никогда, безъ сомнѣнія, не могъ оторваться отъ своихъ картинъ. Быть живописцемъ и совершенно владѣть своей кистью, я считаю одною изъ suimna bona жизни. Счастливое соединеніе ручной и головной работы должно сдѣлать это занятіе необыкновенно пріятнымъ. Въ ежедневной работѣ должны случаться безконечныя восхитительныя затрудненія и возможность выказать своё искусство.

Подробностямъ этихъ доспѣховъ, этой драпировки, блеску этихъ глазъ, пушистому румянцу этихъ щокъ, брилліантамъ на этой шеѣ, надо задавать сраженія и одерживать побѣды. Каждый день должны случаться критическія минуты великой борьбы и торжества, и эта борьба и эта побѣда должны и укрѣплять и приносить удовольствіе, точно такъ, какъ галопъ черезъ поле всаднику, ѣдущему на прекрасной лошади, который знаетъ, что его мужество и его лошадь никогда ему не измѣнятъ. Это сильныя ощущенія, возбуждаемые игрою, и чудное наслажденіе, доставляемое выигрышемъ. Никто, я думаю, не пользуется болѣе живописцевъ этою дивною наградою за свои труды (можетъ быть игрокъ на скрипкѣ съ совершенствомъ и торжествомъ, исполняющій своё собственное чудное сочиненіе, также бываетъ счастливъ). Тутъ есть занятіе, тутъ есть сильныя ощущенія, тутъ есть борьба и побѣда, тутъ есть выгоды. Чего болѣе въ правѣ требовать человѣкъ отъ судьбы? Герцоги и Ротшильды могутъ позавидовать такому человѣку.

Хотя Ридли имѣлъ свои непрiятности, какъ мы узнаемъ впослѣдствіи, его искусство возвышалось надъ всѣмъ. Чорная забота можетъ бытъ сидѣла позади что на этомъ пегасѣ, но никогда не сбрасывала всадника съ коня . Въ нѣкоторыхъ душахъ искусство стоитъ выше всего; оно сильнѣе любви, сильнѣе ненависти, заботъ, бѣдности. Какъ только лихорадка оставляетъ руку свободною, она съ наслажденіемъ схватываетъ кисть. Любовь можетъ хмуриться и обмануть, но эта любовница не обманетъ никогда; она всегда вѣрна, всегда нова, всегда остаётся другомъ, собесѣдницей, неоцѣненной утѣшительницей. Джонъ Джэмсъ Ридли сидѣлъ за своимъ мольбертомъ съ ранняго утра до заката солнца и никогда охотно и оставлялъ своей работы.