— Послушайте, — сказа я ему, — я не собираюсь украсть вашу историю. Я хочу лишь сам провести небольшое расследование. Вероятно, вы правы, но без доказательств никто вам не поверит. Я поспорил с боссом на бутылку виски, что у меня будет заголовок сенсационного репортажа.

— Это хорошие новости, — сказал Хиллмен, нетерпеливо поглаживая пальцами лицо. — Забавно, что я не спускал глаз с больницы с тех пор, как узнал, что Нэйсмит…

— Тот физик, что взорвал себя?

— Да. Я полагал, что с ним случится интересная история. Я разговаривал с ним, и он сказал, что напал на след чего-то по-настоящему большого. Я не понял, чего именно, но он продолжал работать и… м-м… — Хиллмен полез в карман, достал оттуда смятый листок и перо тянул его мне. Автомобиль вильнул и чуть не улетел в кювет, но он резким поворотом руля направил его, куда надо. — Я сделал несколько примечаний…

Я не мог разобрать большую часть каракуль.

«Энтропия… детерминизм… доминирующая особенность… см. Эддингтона… причинная связь… не работает на субатомном уровне…»

— Все это прекрасно, — сказал я, сунув листок обратно ему в карман. — Может быть, у него перед носом произошел атомный взрыв…

Хиллмен обиделся. Он больше не произнес ни слова, пока мы не остановились перед больницей «Палмвью». Я сразу же опознал ее по фотографии. Обычная постройка санаторного типа, находящаяся в запустении. Трава нуждалась в подстрижке, оконные стекла были грязны. Я прошел за Хиллменом в приемную. Девушка за стойкой отложила какой-то журнал и уставилась на нас.

— Мы бы хотели увидеть доктора Фэбрина, — сказал мой сопровождающий.

Почти сразу же он и появился, пройдя через вращающуюся дверь в сопровождении группы интернов, пациентов и медсестер — крупный, тучный человек с седыми волосами и бульдожьим лицом. Сопровождающие выглядели взволнованными. Хиллмен ринулся к нему.

— Доктор Фэбрин, я привез репортера из «Трибьюн»…

— Да, да, да! — взволнованно замахал руками Фэбрин. — Пойдемте. У нас новый случай…

Он пронесся мимо меня, как циклон, таща в кильватере толпу, и мы с Хиллменом последовали за ними. По лестничному пролету, по коридору, в дверь с каким-то номером на ней… И там он обернулся, воздев большие руки.

Его толстые губы издали шипящий звук.

— Тише! Все остаются здесь! Хиллмен и вы — за мной!

Он распахнул перед нами дверь, и мы вошли в комнату, где в инвалидном кресле у окна сидел бледный, худой мальчик.

— Доктор Фэбрин, — сказал я, — меня зовут Хейли, я — репортер «Трибьюн». Могу я получить порцию этого изобретенного вами средства, от которого вырастают новые ноги?

Фэбрин замигал.

— А? Что? О чем это вы?

— Вы репортер, — спросил пациент в инвалидном кресле. — Вот вам материал для статьи. Когда я приехал сюда, у меня была гемофилия. Но теперь я вылечился. Доктор Фэбрин вылечил меня. Видите? — Он хлопнул себя рукой по колену, которое обнажил, чтобы я мог его осмотреть. На коже появилась небольшая краснота, но почти мгновенно исчезла. — Видели? Если бы я сделал то же самое еще неделю назад, то нога бы раздулась, как воздушный шар.

— Да, да, — счастливо закивал доктор Фэбрин. — Он прав, мистер Хейли.

— Гемофилик? — спросил я. — Но мне кажется, доктор Фэбрин, уже нашли средство от гемофилии. Змеиный яд или какой-то там белок для сгущения крови…

— Я не пользовался ничем подобным.