— Скажите, как его зовут.

Зефиро с минуту колебался.

— Он работает в Париже, в бригаде комиссара Булара. Его зовут Огюстен Авиньон. Я понял, что он либо тоже едет к Виктору, либо возвращается от него.

Ванго знал это имя. Про Авиньона ему рассказала Этель.

Помолчав, Зефиро снова заговорил:

— Дверцы лифта закрылись, изумленный Авиньон застыл на месте и остался на площадке. Я уверен, что он меня узнал. Я заблокировал лифт в двадцати сантиметрах от этажа Виктора. Он проводил совещание в комнате рядом с лифтом. Я даже слышал его голос. Но так и не вышел на восемьдесят пятом этаже. Спустился вниз, спрятал в чемодан все свое оружие. Один уличный мальчишка стал моим осведомителем. Все последующие дни он дежурил на углу. По его словам, уже назавтра Виктор набрал себе в десять раз больше охранников.

— Значит…

— Значит, Авиньон все рассказал Виктору. Он работает на них. Правая рука комиссара Булара — предатель. Впрочем, я давно это подозревал.

— А Булар в курсе?

— Булар? Не знаю, мне было недосуг ехать обратно в Париж. Я все ему написал. Надеюсь, он получил мое послание.

И Зефиро взглянул на освещенную башню. В лучах прожекторов мелькали нити дождя.

— Если бы тем вечером я пошел на риск и погиб, Авиньон продолжил бы вредить нашему делу. Теперь я знаю, почему Виктор столько раз ускользал от нас. Ему всегда помогал Авиньон.

— Вы пытались подобраться к нему иными путями?

— Нет. Через три дня Виктор Волк покинул Нью-Йорк. Я ждал его возвращения вплоть до сегодняшнего утра.

Дождь усилился.

— У меня возник другой план. Но он обошелся бы мне слишком дорого…

И Зефиро горько засмеялся. Чайки разыскали их башню и теперь кружили над ними, едва не задевая строительные мостки.

— Представь себе, Ванго: я довольствовался сущей малостью, чтобы жить, а сейчас у меня и того нет. Не на что даже купить обратный билет до Европы.

Он вынул из кармана медную монетку, размером не больше пуговицы, и положил ее на тыльную часть руки.

— Видишь? Тут не хватит даже на птичий корм.

И он подбросил монетку. Чайки на лету подхватили ее и умчались в ночную тьму.

— Садитесь к огню, падре.

Зефиро резко обернулся, словно его разбудили. И вздрогнул, обнаружив под ногами пустоту. Он осторожно пробрался по балке к центру башни и подошел к Ванго.

— Виктор Волк… кончилось тем, что я думаю только о нем, — сказал Зефиро. — Что же я буду делать, когда покончу с ним? А что будешь делать ты, Ванго?

Юноша поймал его руку и помог сойти на пол. Зефиро со вздохом посмотрел на него.

— Нас обоих поддерживает только гнев. Чем же мы займемся после?

Ванго не знал, что ответить. И верно: на что будет похожа их дальнейшая жизнь?

Они сели к огню. У стены стояли огромные железные буквы, которые предназначались для фасада. Ванго устроился на ночлег между ножками буквы А.

Зефиро улегся под двумя перевернутыми L, образовавшими для него нечто вроде крыши.

Когда-нибудь эти буквы сложатся в имя, горящее над городом. Ведь каждая башня на Манхэттене являет собой монумент в честь какого-то человека. За несколько лет до этого один механик из Канзаса, Уолтер Крайслер, построил башню высотой около трехсот метров, дабы напомнить всему миру, что он стал магнатом меньше чем за двадцать лет. Благодаря подобным историям Нью-Йорк зарастал каменно-кирпичным лесом.

Легкий ветерок обдувал деревянные подмостки.