— Вы пришли минута в минуту, дорогой месье. Как всегда.
И в самом деле, часы пробили полночь. На пороге стоял Влад-стервятник.
Они вошли, под скрип рассохшегося паркета, в столовую, отделенную от гостиной стеклянной дверью. Мать по-прежнему сидела в кресле, и Булар постарался как можно веселее улыбнуться ей через стекло двери. А затем скрылся за портьерой.
Мари-Антуанетта Булар тотчас бросила свое вязанье. Ей шел восемьдесят седьмой год — вполне почтенный возраст, чтобы не принимать на веру всякие небылицы, кто бы их ни рассказывал.
Эти так называемые уроки русского языка всегда ее тревожили. А начались они в марте, с внезапного появления месье Влада. Он вошел в их квартиру бесцеремонно, с железным прутом в руке; комиссар в это время принимал ванну. Мадам Булар тщетно пыталась задержать незваного гостя. В конце концов Булар вышел к нему и после некоторого замешательства пригласил его в столовую, где и состоялась их беседа. Час спустя Булар простился с гостем, а затем объяснил матери, что это его преподаватель русского языка.
— Русского?
— Да, русского.
— Но… зачем тебе русский язык?
— Ну… затем, что…
И он изобразил нечто вроде славянской пляски.
— Затем, что русский — это интересно.
Булар так и стоял голый, обмотанный мокрым полотенцем.
— И этот господин действительно преподаватель русского языка? — спросила его матушка.
— Влад?
— Да.
— Самый лучший.
Мадам Булар казалось, что этот человек с всклокоченной бородой скорее напоминает зловещего монаха Распутина, о котором двадцать пять лет назад ходило столько жутких слухов.
И вот уже четвертый раз за два месяца этот «Распутин» находился в ее доме, в соседней комнате. Оттуда доносились приглушенные голоса. Мадам Булар подкралась к двери и прислушалась.
Слова собеседников звучали неразборчиво, она расслышала только одно — «революция». Тут кто-то поскребся во входную дверь. Старушка поспешила в прихожую.
— Кто там?
— Это я.
На пороге стояла Бланш Дюссак, их консьержка.
— Ну как?
— Он здесь, этот Распутин.
— Я видела, он прошел мимо привратницкой. Вам нужна моя помощь?
И мадам Дюссак вытащила из рукава ночной рубашки длиннозубую вилку для жаркого.
— Пока нет. Погодите. Я скажу, когда понадобится.
— А что, есть новости?
Бланш Дюссак была крайне возбуждена. Подумать только! Из скромной конфидентки она стала, можно сказать, правой рукой мадам Булар.
— Он говорил о революции.
— Господи боже! Да ведь это уже политика.
— Но мой сын не занимается политикой.
— Мари-Антуанетта, а вы уверены, что хорошо знаете своего сына?
Консьержка впервые назвала мадам Булар по имени.
— Теперь уже не уверена, — всхлипнув, ответила старушка.
— Когда в деле замешаны русские, это всегда пахнет политикой.
— Боже мой!
— Нужно сообщить в полицию.
— Но полиция — это и есть мой сын.
— Ах да, верно. Ну, ладно.
— Давайте подождем. В следующий раз я спрячусь в серванте. Идите к себе, мадам Дюссак. Завтра я к вам загляну.
Бланш Дюссак, задыхаясь от волнения, стиснула в объятиях матушку комиссара.
— Будьте мужественны! И возьмите эту вилку. Так, на всякий случай. Я настаиваю. Кто знает, что может случиться. Только верните ее до воскресенья — ко мне на ужин придет племянница.
И бесстрашная консьержка отправилась к себе, оставив грозное оружие в руках подруги. |