Ей была нужна обычная, земная жизнь.
Кротиха благоговейно хранила в памяти один день и одну ночь, проведенные в Шотландии два месяца назад. Это было необыкновенное воспоминание.
Она впервые в жизни погладила лошадь. Она сидела вдвоем с Этель в каминном зале и слушала музыку. Она швыряла камешки в озеро; идя по траве, чувствовала тяжесть сапог, облепленных глиной. Она носила шляпу старшего брата Этель, который был в отъезде. Она загоняла в хлев овец. Она смеялась до слез, одевая мадам Булар к ужину. У нее перехватило дыхание от невозмутимости дворецкого, когда фальшивый бриллиант герцогини упал в тарелку с супом. Запасшись факелами, они с Этель ночью проникли в самолетный ангар, и потом до утра Кротихе снилось их приключение. С первыми лучами солнца она взобралась на вершину бука, карабкаясь по веткам, еще покрытым инеем. За завтраком ее ошеломил поток вопросов от обитателей Эверленда. Она даже немножко рассказала о себе:
— Я часто остаюсь одна. С кем не бывает.
Мэри дала ей с собой несколько сдобных булочек, сказав, что она может угостить родных:
— У вас же есть, наверное, братик или, ну я не знаю… возлюбленный. Ну конечно, возлюбленный…
И Мэри стала умолять девушку, чтобы та доверила ей свою любовную тайну. Ее любовную тайну! Кротихе даже сама мысль казалась невероятной.
— Вы только посмотрите на эту барышню! При таких-то локонах у вас должна быть куча кавалеров! — настаивала Мэри.
И она положила ей в сумку еще три булочки — так, на всякий случай.
Кротиха уже переступила порог, когда к ней подошла мадам Булар и вручила письмо для сына.
— Вы возвращаетесь в Париж. Не могли бы вы передать ему это лично в руки?
И поцеловала Кротиху в лоб.
Этель ждала, сидя за рулем автомобиля.
Когда они выехали на дорогу, ведущую в порт, Этель попросила Кротиху аккуратно распечатать конверт и прочитать письмо.
— Зачем?
— Так будет лучше. Я не хочу, чтобы ее путешествие оказалось бесполезным.
В письме не должно было быть ни единого намека на то место, где сейчас находилась мадам Булар. Кротиха прочитала его, повысив голос, чтобы перекрыть шум мотора. Это послание успокоило и растрогало девушек. Оно содержало множество рекомендаций и напоминало письмо матери к сыну в летний лагерь, с наказом хорошо кушать и не давать себя в обиду.
Кротиха смотрела на темные воды Сены. Что теперь делать? В конце лета исчез Влад-стервятник. Он где-то прятался. Укрывшийся в своей крепости Булар уже наверняка снабдил портретом преступника каждого французского полицейского.
Андрей пропал еще раньше. Жизнь Кротихи утратила всякий смысл.
Кротам нужно очень мало воздуха, очень мало света и свободного пространства. Они живут в одиночестве одиннадцать месяцев в году, не знают солнечного тепла, передвигаются бесшумно. Но даже им надо для чего-то жить.
Мадемуазель вошла в проходную автомобильного завода. С ней было трое детей — Костя, Зоя и Сетанка.
— Я хочу поговорить с Иваном Ивановичем Улановым.
— Зачем?
— Со мной его дети.
— Он там, дальше, в сварочном цеху. Но не ходите к нему с детьми.
Она усадила их на скамейку.
— Подождите меня здесь.
Зоя взяла Сетанку за руку. Костя, сидя рядом, играл палочкой.
Мадемуазель прошла через несколько цехов, где автомобили стояли рядами, как буханки на противне. Механики смотрели ей вслед. В последнем цеху она увидела отца Андрея. Весь в копоти, он лежал под ревущим двигателем. Мадемуазель окликнула его.
Он не сразу ее услышал. Рядом с ним двое мужчин сваривали какие-то железные детали. Механик встал и подошел к ней, вытирая руки.
— Иван Иванович, у нас неприятность, — сказала Мадемуазель. |