Ванго оставил на кухне в коробочке с солью прозрачный сапфир, заплатив тем самым за чудесное спасение, данные ему кров и хлеб с маслом. И пустился в путь. Безымянная лошадь шла за ним до первой деревни, а потом они расстались.

Спустя несколько недель Ванго прибыл в портовый городок Ринелла на юге Салины. Он собирался и дальше двигаться по суше — пройти пешком этот дикий край и перебраться через прибрежные утесы, отделяющие Ринеллу от Поллары, деревушки, в которой прошло его детство.

Мадонну с цыплятами окружили девочки. Она позволила самой младшей взять одного птенчика в руки.

Ванго смотрел на них с пристани. Он подумал о Лауре Вьяджи и ее сестрах. Они росли здесь, дышали сладковатым запахом моря. От них ничего не осталось.

— Не сжимай его так сильно, — говорила женщина. — Держи так, будто это бабочка.

Малышка послушно разжала кулачок, и цыпленок выскользнул у нее из пальцев. Вокруг засмеялись. Цыпленок засеменил по рыболовным сетям. Ванго побежал за ним между штабелями ящиков. Девочки захлопали в ладоши и с радостными криками побежали к нему, но Ванго спрятался за буйками и знаком велел детям молчать. Сидя в засаде, он долго ждал. Цыпленок, видно, решил, что опасность миновала, и остановился в трех метрах от Ванго.

Огюстен Авиньон носил соломенную шляпу. В порту, на причале, он увидел стайку детей, увлеченных каким-то зрелищем. С ними была женщина. Оказалось, все сосредоточенно наблюдали за цыпленком, прижавшимся к буйку. Дети стояли не шевелясь. Сценка была очень выразительной и напоминала ожившую картину.

Авиньон даже сделал фотографию.

Тут один из нанятых им рыбаков тронул его за руку. Второй уже сидел в лодке. Они договорились о работе на один день, и надо было успеть вернуться на Салину до темноты. Авиньон забрался в лодку. Рыбаки непрерывно что-то ему говорили. Но Авиньон не понимал ни слова.

Когда они выходили из порта Ринеллы, Авиньон услышал возгласы. Судя по всему, суета вокруг цыпленка продолжалась. Наверное, детям удалось его поймать. Тесной толпой они окружили какого-то парня, его почти не было видно.

— Avanti! — сказал рыбак.

— Нет, — возразил Авиньон. — Не Аванти!

Он с беспокойством развернул карту Сицилии и, ткнув пальцем в серую точку, которую Булар обвел красным, старательно выговорил:

— А-ли-ку-ди.

Ванго нес ящик с двумя дюжинами яиц. Их подарила ему мадонна с цыплятами. К полудню он дошел до кратера Доллары и уже мог разглядеть одинокие домишки-крапинки на дне этой чаши из терракотовой глины, как будто надколотой со стороны моря. В это время года солнце не проникало в глубь древнего вулкана.

Ванго начал медленно спускаться. Иногда он останавливался, чтобы еще раз посмотреть на белое пятнышко своего дома. Он надеялся увидеть дымок над крышей. Ему очень хотелось, чтобы на террасе появилась Мадемуазель. Ванго вглядывался в море, в другие острова, в исчезающий на горизонте маленький белый парус. На каждом шагу он сбивал сухие стебли укропа, боясь наступить на маленьких птичек, которые бросались ему в ноги.

На миг Ванго остановился перед бывшим логовом Мацетты. Вход был завален ветками. Еще сохранилось вмурованное в камень металлическое кольцо — чтобы привязывать осла.

Ванго пошел прямо к белым домикам. Здесь царили прохлада и полумрак. Он привычно нашарил ключ в дупле оливы, поставил ящик с яйцами на террасу и отпер дверь.

Авиньон смотрел на крохотную лодочку со спущенным парусом, которая ждала его далеко внизу. Рыбакам было заплачено вперед — оставалось надеяться, что его не бросят здесь одного. Он взбирался наверх уже два часа, но каменным уступам не было конца. Ему уже казалось, что у острова Аликуди просто нет вершины.