Изменить размер шрифта - +
Отосланная в Дрезден, она умерла два года спустя, и неизвестность, окутавшая ее кончину, так никогда и не была рассеяна. Однако для Вильгельма важен был вопрос о том, может ли он позволить себе нанести обиду курфюрсту Саксонии и ландграфу Гессена. С учетом того, что ни один из них не пошевелил и пальцем ради Нидерландов, а непристойное поведение Анны стало известно за несколько месяцев до того, как он с ней развелся, Вильгельм решил, что может.

Но его семья так не считала и усиленно противилась его женитьбе. Брат Вильгельма Иоганн, на чьей земле слушалось дело о его разводе с Анной, наотрез отказался предоставить ему соответствующие документы, и даже ее собственные родственники предлагали, что политически было бы разумнее просто объявить, что Анна умерла. Вильгельм оставил попытки переубедить своего несговорчивого брата и вместо этого предоставил свидетельства на рассмотрение теологической комиссии Голландии. Что же касается своего нового брака, то он отстаивал его с подкупающей прямотой, поскольку, как он писал Иоганну, он устал «от этого вдовства, в котором мне, к сожалению, пришлось пребывать так долго». В конце концов, он был еще не стар. Иоганн, благополучно живший с женой, разразился самодовольной лекцией о пользе молитвы, на что Вильгельм ответил, что не видит причин вовлекать Господа в это дело, поскольку у Господа – в отличие от саксонцев – нет возражений против его женитьбы.

Вероятно, впервые в жизни он был по-настоящему влюблен. Такое романтическое объяснение является единственно возможным, поскольку ничего, кроме искренней привязанности, не могло продиктовать выбор, до такой степени лишенный политических преимуществ. Только одно серьезно беспокоило Вильгельма – как бы не обидеть французскую королеву-мать, поскольку отец Шарлотты был кузеном короля. Кроме того, герцог Монплезир недавно снова женился на сестре герцога Гиза и вместе с новоявленной мачехой Шарлотты решительно отрекся от беглой монахини. В связи с этим Вильгельм отправил Екатерине Медичи письмо, спрашивая ее одобрения. Екатерина, которой польстило такое внимание и которую не слишком заботили и старый Монплезир, и его новая жена-мегера, ответила, что хотя она не может официально выразить своего одобрения, но считает принца Оранского счастливым мужчиной, а мадемуазель де Бурбон счастливой молодой женщиной.

Вильгельм и Шарлотта определенно думали так же, когда 11 июня 1575 года после трех лет разлуки встретились в Брилле. Вильгельм, чрезвычайно озабоченный тем, чтобы не разочаровать свою невесту, и понимая, что три года и болезнь изменили его, специально велел Сент-Альдегонду предупредить ее, что «ему уже сорок два и он начинает стареть». Шарлотту, которой самой было около тридцати, это, по-видимому, не смутило. Она хотела видеть своим мужем Вильгельма Нассау, а не Адониса.

Тем временем голландские теологи-кальвинисты объявили, что развод с Анной соответствует Божьему закону, и в воскресенье 12 июня 1575 года в церкви Брилле бывшая аббатиса монастыря Жуарре стала третьей принцессой Оранской. Это было тихое венчание по кальвинистскому канону, за которым последовал скромный немноголюдный ужин на три-четыре стола гостей. Танцы, естественно, исключались. Но теплый прием, оказанный невесте людьми, городами и Штатами, был искренним, а простые, крепкие праздничные кружки и кубки, преподнесенные в качестве свадебных подарков, были спонтанным выражением доброжелательного отношения к ней и благодарности ему.

Прошло тринадцать лет и десять месяцев с тех пор, как с невероятной помпой и грудами подарков для невесты Вильгельм получил в Лейпциге горькую награду в лице Анны. Она принесла ему огромное приданое и была одарена им с не меньшей щедростью. У Шарлотты ничего этого не было. Великолепные предметы домашнего обихода, принадлежавшие жениху, были заложены в Страсбурге и ушли с молотка незадолго до этого. Вильгельм был очень беден и не способен отписать ей какое-то имущество, как и она не могла принести ему приданое.

Быстрый переход