Тем временем во Франции королева-мать постепенно теряла влияние на короля, обладавшего более сильным характером, чем его предшественники. Генрих III – фанатичный суеверный католик, склонный поощрять различные формы умерщвления плоти, извращенный сексуально и привыкший потакать своим желаниям, третий из четырех невротиков – сыновей Екатерины Медичи, на котором суждено было закончиться династии Валуа, – вступил на престол в 1574 году. Он был любимцем матери, и не без причины, поскольку отличался умом и чувствительностью, а черты его бледного лица, чем-то напоминавшего лицо старой девы, приятно контрастировали с пустыми лицами его старших братьев. Религия была для него делом сугубо личным, но по политическим причинам он втайне был готов поддержать любых мятежников, выступавших против короля Испании, и в то же время одним ударом устранить опасность союза Вильгельма с партией гугенотов, дать безопасный выход воинственным стремлениям своих подданных-протестантов и, возможно, избавиться от своего на редкость непослушного младшего брата.

Вместе с тем отношения с королевой Англии по-прежнему оставались неудовлетворительными. Стремясь выиграть время, она предлагала себя в качестве посредника между королем Испании и его мятежными подданными. Вильгельм не испытывал особого восторга по поводу этого предложения, но зимой 1575/76 года после пугающего отступления в Зеландии решил все же воспользоваться им, для чего отправил в Лондон посольство в лице Сент-Альдегонда и Поля Буйса. Несмотря на вдохновляющую симпатию Вальсингама, им не удалось продвинуться вперед в отношениях с королевой. Более того, неуклонно приближался кризис, связанный с блокадой южных портов, поскольку Вильгельм наотрез отказывался освободить захваченные английские суда. Простое объяснение заключалось в том, что он предпочитал прямые переговоры с купцами, являвшимися их владельцами, обманчивым махинациям правительства, очевидно не желавшего предоставлять ему реальную помощь.

Забыв о том, что Вильгельму случалось переживать и более тяжелые зимы, и более безнадежные весны, его враги ликовали, предрекая его неминуемое падение. «Принц Оранский окончательно выбился из сил, – насмехался бельгийский информатор Гранвеля. – У него нет ни фартинга, ни кредита. Разве что англичане захотят ему помочь».

4

Одна слабая надежда появилась в начале тревожного 1576 года. Филипп Испанский, хронически неспособный оплачивать расходы своих многочисленных вице-королевских правительств, в очередной раз объявил о банкротстве. И когда в Антверпен прибыли корабли подкрепления, такие старые, что практически непригодные для использования, стало казаться, что Рекесенс не сможет повторить свои осенние успехи. В действительности в дело вмешалась судьба, и 5 марта 1576 года Рекесенс скончался в Брюсселе от тифа. После его смерти Юг остался под контролем непопулярного и не имевшего реальной власти Государственного совета, в котором Арсхот и Менсфилд уже начинали выражать свое несогласие с испанцами дель Рио и Рода и их приспешником Берлемоном.

Тем временем в Голландии звон колоколов возвестил, что принцесса Оранская родила дочь. Шарлотта, смиренно стремившаяся помириться со своим отцом, по-прежнему возмущенным ее поведением, назвала ребенка Луизой – самым близким женским именем к его имени Луи. Вторым она выбрала для дочери имя Юлиана.

Это был конец марта, когда в садах и оранжереях Голландии цвели ярко-желтые нарциссы. В прежние благополучные времена Вильгельм и его друзья из Брюсселя и Бреды делали новорожденным и их матерям богатые подарки: золотые и серебряные кружки для крещения, ожерелья, кольца, платья, расшитые золотом, погремушки, украшенные драгоценными камнями. А комнату Шарлотты украшали весенние цветы, подношения ее дам и их друзей. Цветов было так много, что в какой-то момент ей едва не стало плохо от их аромата, поскольку никто не догадался открыть окно.

Пока Шарлотта медленно восстанавливалась после родов, Вильгельм председательствовал на важных встречах Штатов Голландии и Зеландии.