Я снова улыбнулась, на этот раз через силу. Вдруг вспомнилось, что папа всегда задабривал меня мороженым.

К ресторану рядом с пирсом мы добирались на электрокаре. Для передвижения по территории загородного клуба, они, без сомнения, были удобны, но я всё равно чувствовала себя немножко глупо, сидя позади, спиной к водителю, и цепляясь за маленький поручень, чтобы ненароком не свалиться. Вздохнула с облегчением, когда мы, наконец, припарковались рядом с рестораном. Я спрыгнула с неудобного, узкого сидения, одёрнула подол узкой юбки, и суетливым жестом откинула за спину волосы. А Лысовскому всё было весело. Он, как мальчик, выскочил с переднего сидения, взглянул на меня, и рассмеялся.

  Как тебе развлечения старика?

  Мило,   выдавила я из себя.

Оказавшись сидящей за столиком в ресторане, я почувствовала себя спокойней и увереннее. Пал Палыч остался ждать меня на улице, а я смотрела на тёмную воду озера, блестевшую в солнечных лучах, и ждала, когда мне принесут кофе и мороженое.

  Так что у тебя случилось, девочка? Совет директоров бунтует? Я слышал, ты была, навела там шороха,   улыбнулся Лысовский.

Я отмахнулась.

  Не было там никакого шороха. Я испугалась, и разговаривать с ними не стала. Решила взять паузу.

  Правильно.

  Дядя Гриша, отец вам ничего не рассказывал? Про завещание?

  А что с его завещанием? – удивился он. – Всё тебе достанется. Ты одна единственная, кровинка его.

  Да я не об этом,   вздохнула я. – Я о компании.

  А, в этом смысле. Мы с ним обсуждали возможность его преемника, но он определиться никак не мог. Было у него несколько кандидатур.

  Даже несколько,   удивилась я.

  А что? Это такое дело, Марьяна. Всегда нужно иметь запасной вариант.

  То есть, мне ждать? Когда завещание огласят?

  Думаю, да. Торопиться, точно, не стоит. Поспешность, вообще, дело неблагодарное.

  Хорошо,   согласилась я,   я подожду.

  Так тебя это беспокоит?

  Нет. Точнее, не только это,   запуталась я.

  Тогда говори.

Мне принесли мороженое, я поковыряла его ложечкой, съела крупную малину, что лежала сверху. Она приятным, сладким сиропом растворилась на языке. Я даже глаза от удовольствия на мгновение прикрыла. Но бесконечно тянуть нельзя было, поэтому я снова на Лысовского посмотрела.

  Дядя Гриша, расскажите мне о матери.

  О матери? – удивился он. – А что тебе рассказать?

  То, чего я не знаю.

Григорий Филиппович в задумчивости хмыкнул, смотрел на меня, а глаза у самого хитрые хитрые.

  Если отец тебе не рассказал, то мне откуда знать?

Я смотрела на Лысовского и понимала, что он со мной играет. Как в детстве. Уговаривает меня всякими глупостями, чтобы я перестала требовать ещё одну порцию мороженого.

  Дядя Гриша, у меня вчера гостья была,   выдала я ему без обиняков. – Говорит, что сестра моя. Родная, по матери.

Григорий Филиппович смотрел на меня, не моргая, после чего в задумчивости хмыкнул.

  Даже так,   проговорил он. И тут же признал:   Быстро они подсуетились. Где нашли?

И хотя от его слов у меня перехватило дыхание, от волнения, я всеми силами постаралась сохранить спокойствие, и проговорила:

  Караулила меня, у городской квартиры.

  Видать, хваткая особа.

  Вся в мать? – догадалась я.

Лысовский вздохнул, на этот раз совершенно искренне.

  Марьяна, ты пойми, отец же не просто так от тебя правду скрыл.

Я обстоятельно кивнула.