И вслед за тем — погружение, распадение моего спичечного тельца на части, хрупкие кости, как пена на воде, и, наконец, — освобожденное сердце».
Но когда я увидела пасть воронки, разверзшейся передо мной, и в ней блестящие всполохи, словно вращающиеся ножи, холодная тяжесть наполнила мое тело. Я вдруг поняла, что еще не готова. Мир показался сладостным, как никогда, неожиданно, как откровение, сладким — и я возжаждала жить всем своим существом.
— Прошу! — закричала я. Но только вот кому, неизвестно.
Слишком поздно, Бхагивати, несущая смерть.
И тут я услышала их.
Тихий звук, не более чем шелест, все звуки слились в пронзительном свисте ветра. Но вот что-то медленно возникает из глубины, наверное, из самого сердца океана, и корабль дрожит, так же как и мое сердце. И их головы, гордо поднятые над крутящейся толщей воды, ровный свет украшений у каждого на лбу. Или, может, это был свет их глаз.
Я едва успела заметить, как тайфун растворился в вышине неба, а волны смягчились. Мое тело парит в звуках их песни, невесомое и сияющее.
Гады морские спят целыми днями в коралловых гротах и выплывают на поверхность, только когда Дхрува, северная звезда, льет свой бледно-молочный свет на океан. Их кожа как литой перламутр, их язычки как благородное сверкание серебра. Редко их может увидеть глаз смертного.
Позже я спрашивала:
— Почему вы меня спасли, почему?
Змеи так и не ответили. У любви нет на это ответа.
Это змеи рассказали мне об острове. И, сделав так, снова подарили мне жизнь.
Или?.. Иногда я не столь уверена.
— Расскажите о нем еще.
— Этот остров был здесь всегда, — сказали мне змеи, — так же, как и Мудрейшая. Даже мы, помнящие, как горы вырастали из песчинок на дне морском, и были свидетелями того, как Шамудра Пури, город-совершенство, был затоплен Великими Водами, — не знаем, откуда они взялись.
— А специи?
— И они. Их аромат — как длинные протяжные звуки шехная, как неистовые ритмы мадолы, заставляющие бешено течь кровь в жилах, даже если ты по другую сторону океана.
— А сам остров, какой он? И она?
— Мы видели только издалека: зеленый сонный вулкан, красный песок пляжей, гранитные скалы, выступающие, как серые зубья. А ночью, когда Мудрейшая взбирается на самую высокую точку острова, то возжигает огонь. Своими руками она посылает грозовое послание небу.
— Вы не хотели поплыть туда?
— Это опасно. На острове и в водах, омывающих его основание, господствует ее сила. Некогда был у нас брат, Ратна-наг, с глазами как опал, и он был любопытен.
Услышав пение, он отважился подобраться поближе, хотя мы предупреждали.
— И что с ним случилось?
— Его шкурка приплыла через много дней, его великолепная кожа, все еще мягкая, как молодая водоросль, и с запахом специй. А над ней, дико крича, кружила до заката опаловоглазая птица.
— Остров специй, — произнесла я, и мне показалось, что я, наконец, нашла имя своим желаниям.
— Не ходи туда, — просили они. — А лучше останься с нами. Мы дадим тебе новое имя, новую суть. Ты будешь Сарпа Канья, дева-змея. Мы будем катать тебя по семи морям на наших спинах. Мы покажем, где в подводных глубинах спит Шамудра Пури, в ожидании своего часа. Может быть, это тебе предназначено пробудить его.
Ах, если бы они предложили мне это раньше.
Первый бледный рассветный луч пал на воду. Кожа у змей стала прозрачной, слившись с цветом воды. Зов змей бьется в моих венах непреодолимо. Я обращаю лицо то к ним, то к заветному острову, который в моем воображении уже ждет меня.
Одновременно скорбное и гневное их шипенье, хвосты, хлещущие по воде до пены. |