— Но сомнений у тебя никогда не возникало?

— Никогда, — ответил он. — До сих пор помню последние написанные мной слова: «Я верю, что они ждут меня, и что-то подсказывает мне, что очень скоро я смогу в этом убедиться».

— Реальность это или нет, по крайней мере, ты в это твёрдо веришь, — сказал я. — Ты не видел, как твоя принцесса умирает у тебя на руках.

Он пристально на меня посмотрел, словно в некой нерешительности насчёт слов, которые он собирался произнести. И всё-таки заговорил.

— Я умирал уже множество раз, и, если будет угодно Провидению, завтра я вновь умру.

— О чём ты говоришь?

— Сквозь пространство между мирами путешествует только моё сознание, — пояснил он. — А тело всё это время остается безжизненной кучей мышц.

— И оно не гниёт, не разлагается, а просто ждёт тебя в том виде, в котором ты его покинул? — я допустил в голос изрядную долю сарказма.

— Не могу этого объяснить, — он развёл руками. — Мне остаётся лишь воспользоваться этим преимуществом.

— И меня должен как-то утешить факт, что какой-то сумасшедший, всерьёз считающий себя Джоном Картером, намекает мне, что моя Лайза может неким непостижимым мне образом жить на Марсе?

— Это вполне может утешить меня, — с нажимом сказал он.

— Да, но ты ведь сумасшедший.

— Неужели так глупо полагать, что у нее может получиться нечто, оказавшееся по силам мне?

— Конечно, — сказал я.

— Если у вас, допустим, смертельная болезнь, неужели так уж глупо хвататься за любую соломинку, верить словам любого шарлатана, утверждающего, что он способен вас излечить? Полагаю, это гораздо лучше, нежели просто пассивно сидеть и ждать смерти.

— Итак, ты уже успел переквалифицироваться из сумасшедшего в шарлатана?

— Нет, — прозвучал ответ. — Я всего лишь человек, боящийся смерти меньше, нежели потери своей принцессы.

— Молодец, да и только! Я свою уже потерял.

— На десять месяцев. Я потерял свою на десять лет.

— Есть небольшое различие, — заметил я. — Моя мертва. Твоя — нет.

— Есть ещё одно различие, — сказал он в свою очередь. — Я нашёл в себе смелость, чтобы отыскать свою принцессу.

— Но моя-то не потерялась. Я точно знаю, где она.

Он покачал головой.

— Вам известно только, где находится самая ее незначительная часть.

— Я был бы не прочь стать сумасшедшим, если бы у меня была твоя вера, — вздохнул я.

— Веры не нужно. Единственное, что необходимо — это смелость поверить не факту, а некой возможности, вероятности.

— Смелость — для воинов, — ответил я, — а не для шестидесятичетырёхлетних вдовцов.

— У каждого человека есть определённый источник смелости, о котором он даже не подозревает, — уверил меня Джон. — Может, ваша принцесса не на Барзуме. Может, никакого Барзума вообще нет, а я — всего лишь сумасшедший, каким вы меня, в принципе, и считаете. Достаточно ли вам того, что вас окружает, или всё-таки хватит смелости на надежду, что я могу оказаться прав?

— Конечно, я очень надеюсь, что ты прав! — раздражённо согласился я. — И что?!

— Надежда ведёт к вере, а вера ведёт к действию.

— В психушку она ведёт.

Он смерил меня взглядом, полным грусти и жалости, после чего спросил:

— Была ли ваша принцесса совершенной?

— Во всём! — убеждённо воскликнул я.