– Потому что ты по чужим бабам будешь бегать, а не родную жену навещать. Часто ты к своей бабушке ходишь? Ты, бессовестный, уже дорогу на кладбище забыл.
– Как это забыл?!.. Это ты со мной не ходила, а вот мы с Сережкой, братаном моим двоюродным, на Пасху на могилке все убрали и даже лавочку там поставили.
– Знаю я, как вы там убирали, – отмахнулась Рая. – Пьяные вы были как сапожники. Чуть памятник не повалили, а лавочку так вообще рядом с чужой могилой ставить начали. Окосели совсем от водки.
– А что ты соседских дур слушаешь?! – взорвался Паша. – Не было ничего такого! Если хочешь знать, мы только потом выпили, да и то чуть-чуть.
– Ага!.. А домой ты, значит, пьяный от свежего воздуха пришел? Нет, Паша, у тебя совести и, наверное, никогда уже не будет, – Рая вытерла руки и прежде чем выйти из кухни произнесла мрачным, пророческим голосом. – Да ты ко мне на могилу, пожалуй, и своих баб таскать станешь!
– Да каких баб-то?! – взвизгнул Паша.
Но дверь кухни уже захлопнулась. Грозно сверкая глазами, Паша направился следом за женой.
– Жены декабристов за своими мужьями в Сибирь, на каторгу шли, – еще в коридоре громко заговорил он. – И, между прочим, живые шли. А ты после смерти дезертировать собралась, да?
– Я с тобой свою каторгу уже отбыла, – раздалось в ответ из зала. – А что касается моего желания, то я у своих родителей единственная дочка. И ты не дождешься, что бы они мной расшвыривались!
Паша вошел в зал.
– Я тебе муж или кто? – строго спросил он.
– Ну и что, что муж? Своевольничать тебе все равно никто не позволит.
– Кто не позволит? Ты из гроба?
– А я завещание напишу.
– Пиши.
– И напишу. Вот завтра же пойду к нотариусу и напишу. И еще напишу, что бы твоей ноги на моей могиле не было… – Рая запнулась и после короткой паузы добавила. – Тебя… с этими твоими… бабами шалопутными!
– Опять, да?! Дура, да нет же у меня никого.
– Нет, так будет.
– Та-а-ак… – Паша сел на диван и, раскачиваясь взад-вперед, принялся растирать широкими ладонями острые колени. – Так, значит… Ладно, тогда пиши свое завещание прямо сейчас, что бы я его видел.
– И напишу!
– Пиши-пиши.
– И напишу!
Рая сердито фыркнула и подошла к письменному столу сына. Порывшись в ящиках, она вынула ученическую тетрадку, но ручки почему-то нигде не было. Наблюдая за резкими, нервными движениями жены Паша скептически улыбался. Совсем не к месту он вспомнил, как неделю тому назад Рая встретила его на улице в компании двух офисных дам. Паша держал женщин под руки и болтал какую-то чепуху. Женщины весело смеялись и агитировали Пашу прийти в выходной на «антипутинский» митинг. Та, что постарше и покрасивее, Зоя, то и дело перебивала Пашу, стараясь перевести разговор на политическую тему. Паша кивал, соглашаясь со всеми доводами красавицы, но продолжал разговор только с помощью анекдотов.
Столкнувшись, нос к носу, с мужем возле магазина, Рая беззаботно улыбнулась, но, тем не менее, окинула спутниц Паши оценивающим взглядом, и потом, уже дома, молчала весь вечер.
Паша подумал о том, что этот случай был чуть не единственным, когда жена видела его в компании с другими женщинами. Других «баб» у него попросту не было. Конечно, можно было пойти на митинг и, как говорится, попытаться продолжить отношения и с Зоей, и с ее подругой Катей. Но Паша смутно подозревал, что, во-первых, он интересен этим женщинам только как «боевая единица» для митинга, а, во-вторых, он вдруг не ощутил в себе тяги к любовному, таинственному и жаркому мужскому напору. |