Но Паша смутно подозревал, что, во-первых, он интересен этим женщинам только как «боевая единица» для митинга, а, во-вторых, он вдруг не ощутил в себе тяги к любовному, таинственному и жаркому мужскому напору. Что-то более серьезное, чем пустая, веселая болтовня, вдруг показалось Паше не только лишним, но и попросту чужим. Ухоженные женские лица Зои и Кати легко ушли из его памяти…
Жгучая обида не столько на жену, сколько на свою тихую мужскую порядочность, граничащую с застенчивостью, заставила Пашу искать новые, обидные слова. Боясь, что скандал утихнет, он сказал:
– Пиши завещание! Ручку можешь взять у меня в пиджаке, малахольная.
– Да подавись ты своей ручкой, – быстро ответила Рая и тут же тихо и зло добавила еще ни разу не встречавшееся в их ссорах слово. – Постылый!
Улыбка Паши дрогнула.
– Как-как?!.. – все еще улыбаясь, с болезненным любопытством, переспросил он.
– Как слышал.
– Теперь понял, – лицо Паши стало серьезным. – Такие, значит, дела… Ну что ж… Мы, кажется, в отпуск, в деревню к вашим, вместе ехать собирались? Теперь можешь валить туда без меня.
– А такому лодырю, как ты в нашей деревне делать нечего.
– Да куда уж мне, там у вас каждый второй – умнее лошади.
– А вздумаешь к детям припереться…
– Еще как вздумаю, – перебил Паша.
– …Вилами встречу!
– Что, из гроба встанешь?
– Ничего, я к тебе и с того света приду, – Рая, наконец, нашла ручку в портфеле сына, села за стол и размашистым почерком вывела первое, самое главное слово «ЗАВЕЩАНИЕ». – Если ты думаешь, что я тебя в покое оставлю – ошибаешься.
Рот Паши исказился от немого крика.
Рая взглянула на чистый лист бумаги, подумала, а потом скользнула по лицу мужа светлыми от гнева глазами и спросила:
– Что писать-то в завещании?
Паша ожил:
– Пиши: товарищ прокурор, прошу похоронить меня, как жертву злодея-мужа и ему назло, в деревенском березовом лесу.
– Хватит паясничать, – поморщилась Рая. – Я серьезно спрашиваю.
– Я в ве-е-есеннем ле-е-су пил березовый со-ок, – потягиваясь в сладкой истоме, вдруг запел Паша. – С не-е-енаглядной певуньей в сто-огу ночевал!..
Он откинулся на спинку дивана и положил ногу на ногу.
Рая фыркнула и вывела на бумаге три первых слова: «Прошу Вашего разрешения…» Что писать дальше она не знала. Во-первых, ее сбивала с толка показная веселость и безразличие мужа, а во-вторых, молодая женщина не была уверена, что ей удастся правильно написать завещание без Пашиной помощи.
Паша закончил петь. Он внимательно, словно впервые, рассматривал потупленное лицо жены.
– Написала?
– Пока нет.
– Но хотя бы начала?
– А тебе какое дело?
– Ну, все-таки… Может, помогу чем?
– От тебя дождешься. Правильно мне мама говорила, свяжешься с таким пришелепуватым дурнем, до смерти от такого хомута не вибавитися.
Лицо Паши напряглось и чуть вытянулось. Если в разговоре с Раей вдруг появлялись украинские слова, он тут же вспоминал тещу. Анна Трофимовна родилась в Житомирской области, вышла замуж за донецкого «рудокопа» (как она сама говорила) и после того, как ее муж выработал на шахте положенный срок, перебралась с ним в большую деревню под воронежским Калачом.
Нельзя сказать, что Паша недолюбливал свою тещу. Но как-то так получалось, что во время визитов в деревню, Паша общался только с тестем и его родней. |